Сильвия Федеричи - Калибан и ведьма

характерный преимущественно для Европы. Единственным исключением из

этого правила были ведовские процессы в Салеме, которые оставались в

центре внимания исследований охоты на ведьм в Новом Свете. Однако, теперь

признано, что обвинения в поклонении дьяволу сыграли ключевую роль в

колонизации американского коренного населения. Существуют два текста на

эту тему, послужившие основой для моих рассуждений в этой главе, которые

следует упомянуть. Первый – это «Луна, солнце и ведьмы» Ирен Сильверблатт

(1987), исследование охоты на ведьм и переопределения гендерных отношений

в обществе инков и колониальной Перу, которое (насколько мне известно) является первой англоязычной реконструкцией истории женщин в Андах, которых преследовали как ведьм. Второй текст – «Ведьмы и власть» Лучано

Паринетто» (1998) — серия очерков, которые документируют влияние охоты

на ведьм в Америке на ведовские процессы в Европе, подпорченная, однако, убеждением автора в том, что преследование ведьм было гендерно-

нейтральным.

Обе эти работы демонстрируют, что в Новом Свете охота на ведьм также

была сознательной стратегией, которую власти использовали, чтобы внушить

ужас, уничтожить коллективное сопротивление, заставить замолчать целые

сообщества и обернуть их членов друг против друга. Это также была стратегия

огораживаний, которая, в зависимости от контекста, могла быть

огораживанием земли, тел или социальных отношений. Прежде всего, как и в

Европе, охота на ведьм была средством дегуманизации, и по существу, парадигматической формой репрессий, служившей для оправдания

порабощения и геноцида.

269

Охота на ведьм не уничтожила сопротивление колонизации. Главным

образом благодаря борьбе женщин и связи американских индейцев с землей, местные религии и природа пережили преследования, на протяжении более

пятисот лет служа источником антиколониального и антикапиталистического

сопротивления. Это очень важно для нас в то время, когда возобновилась атака

на ресурсы и способ существования коренных народов по всей планете. Нам

нужно переосмыслить, каким образом конкистадоры стремились подчинить

тех, кого они колонизировали, и что позволило последним сорвать этот план и, вопреки разрушению их социальной и физической вселенной, создать новую

историческую реальность.

§1 Изобретение каннибалов

Когда Колумб прибыл в «Индию», охота на ведьм в Европе еще не была

массовым феноменом. Однако, использование дьяволопоклонничества как

оружия, чтобы нанести удар по политическим противникам и демонизировать

целые народности (такие как мусульмане и евреи), уже было обычным делом

для элиты. Более того, как пишет Сеймур Филлипс, в средневековой Европе

было сформировано «общество преследования, вскормленное милитаризмом

и христианской нетерпимостью, и видящее в «Других» в основном объект

агрессии» (Phillips 1994). Таким образом, неудивительно, что «каннибалы»,

«язычники», «варвары», «чудовищные расы» и «почитатели дьявола» были

«этнографическими моделями», с которыми европейцы «вошли в новую эпоху

экспансии» (там же, 62), устанавливая критерии, которые использовали

миссионеры и конкистадоры, для трактовки культуры, религии и сексуальных

нравов людей, с которыми сталкивались [2]. Другие культурные маркеры

способствовали созданию мифа об «индейцах». Самыми

стигматизированными и, вероятно, являющимися проекцией потребности

испанцев в рабочей силе, были «нагота» и «содомия», которые определяли

америндов (американских индейцев) как, стоящих на одном уровне развития с

животными (следовательно, могущих быть превращенными в рабочий скот), хотя некоторые отчеты также подчеркивали, как знак скотства, их склонность

делиться и «отдавать все, что у них есть, в обмен на вещи небольшой

стоимости» (Hulme 1994:198).

Определение коренного населения Америки как каннибалов, дьяволопоклонников и содомитов поддерживало миф о том, что Конкиста

была не просто бессовестной охотой за золотом и серебром, а миссией по

обращению язычников в христианство — утверждение, которое в 1508 году

помогло Испанской Короне получить благословение Папы и полную власть

над церквями в Америках. Благодаря ему также были сняты (в глазах всего

мира а возможно и самих колонистов) любые ограничения на зверства, в

отношении «индейцев», действуя как лицензия на убийство, независимо от

270

тяжести деяний предназначенных в жертву. И действительно, «бичевание, повешение, колодки, заключение в тюрьму, пытки, изнасилования и

случайные убийства стали стандартными орудиями для установления рабочей

дисциплины» в Новом Свете (Cockroft 1990:19).

На начальном этапе, впрочем, представление о колонизированных как о

дьяволопоклонниках могло сосуществовать с более положительным, даже

идиллическим представлением, изображающим «индейцев» как невинных и

щедрых существ, ведущих жизнь «свободную от изнуряющего труда и

тирании», напоминающую мистический «Золотой Век» или земной рай

(Brandon 1986:6—8; Sale 1991:100—101).

Эта характеристика могла быть художественным стереотипом, или, как

предположил Роберто Ретамар (в числе прочих) риторическим контрагентом

образа «дикаря», выражающим неспособность европейцев видеть в людях, которых они встречали, реальных человеческих существ [3]. Но этот

оптимистический взгляд соответствует периоду завоевания (с 1520-х по 1540-

е), когда испанцы еще верили, что коренное население будет легко обратить и

подчинить (Cervantes 1994). Это было время массовых крещений, когда много

усилий было приложено, чтобы убедить «индейцев» изменить их имена и

отринуть своих богов и сексуальные обычаи, особенно полигамию и

гомосексуальность. Гологрудые женщины были вынуждены прикрыться, мужчинам в набедренных повязках пришлось надеть брюки (Cockcroft: 1983: 21). Но в это время, борьба против дьявола состояла, в основном, в сжигании

местных «идолов», хотя многие политические и религиозные лидеры из

Центральной Мексики были подвергнуты пыткам и сожжены на кострах

францисканским отцом Хуаном де Сумаррагой в период между 1536 (когда

Инквизиция только появилась в Южной Америке) и 1543 годами.

Продвижение Конкисты, впрочем, не оставило места никаким

компромиссам. Навязывание власти одного человека многим людям

невозможно без принижения их до той точки, где возможность

идентификации исключена. Таким образом, несмотря на более ранние

проповеди о кротких таино, идеологическая машина пришла в движение, дополняя военную, и представляя колонизированных как «грязных» и