Сильвия Федеричи - Калибан и ведьма

взимания дани, созданной ацтеками и инками. Избранные вожди (касики в

Мексике, кураки в Перу) поставляли им часть благ и труда, что

предположительно сочеталось с выживанием местных экономик. Дань, которую взимали испанцы, была значительно больше той, что ацтеки и инки

274

когда-либо требовали от тех, кого они покорили; но её всё равно не хватало, чтобы удовлетворить их аппетит. К 1550-м годам испанцам стало сложно

получать труд в количестве, достаточном одновременно для обрахес

(заводских цехов, где производились блага для международного рынка) и

разработки недавно открытых серебряных и ртутных месторождений, вроде

легендарного рудника в Потоси [8].

Необходимость выжать еще больше труда из коренного населения во

многом проистекала из ситуации на родине, где испанская корона буквально

держалась на плаву лишь благодаря американскому золоту, на которое

закупались еда и блага, в самой Испании больше не производившиеся. Кроме

того, награбленное добро финансировало европейскую территориальную

экспансию короны. Все это настолько зависело от непрерывной поставки

большого количества золота и серебра из Нового Света, что к 1550-м годам

корона была готова подорвать власть энкомендерос, чтобы присвоить труд

индейцев, добывающих серебро, которое отправляли в Испанию [9]. Тем

временем сопротивление колонизации нарастало (Spalding 1984:134—135; Stern 1982) [10]. В ответ на эту борьбу и в Мексике, и в Перу была объявлена

война местным культурам, призванная проложить путь драконовскому

ужесточению колониального правления.

В Мексике это произошло в 1562 году, когда по инициативе местного

епископа Диего де Ланды на полуострове Юкатан была развернута кампания

против идолопоклонства, в ходе которой более 4500 человек были схвачены и

зверски замучены по обвинению в человеческих жертвоприношениях. Их

подвергали хорошо срежиссированным публичным наказаниям, которые в

конце концов разрушали их тела и моральный дух (Clendinnen 1987:71-92). Эти

наказания были такими суровыми (порка настолько жестокая, что выступала

кровь, годы рабства на рудниках), что множество людей умерло или утратило

работоспособность; другие бежали, бросив свои дома или совершили

самоубийство. На этом кампания была завершена, а местная экономика

разрушена. Однако, преследования, начатые Ландой, стали основой для новой

колониальной экономики, поскольку они дали местному населению понять, что испанцы пришли, чтобы остаться здесь навсегда, и что власть старых богов

закончилась (там же: стр. 190).

В Перу первая крупномасштабная атака на дьяволопоклонство была

предпринята в 1560-х, совпав с подъёмом движения Таки Онгой [11], местного

милленаристского движения, которое призывало вернуться к уака (пан-

андийскому пантеону местных богов), и отказаться от сотрудничества с

европейцами, чтобы положить конец колонизации. Участники движения

приписывали поражения и рост смертности коренного населения тому, что

местные боги были покинуты, и призывали людей отказываться от

христианской религии, имён, еды и одежды, полученных от испанцев. Они

призывали людей отказываться выплачивать дань и выполнять работу, 275

которую навязали им испанцы, а также «перестать носить рубашки, шляпы, сандалии или любую другую одежду из Испании» (Stern 1982: 53). Они

обещали, что когда это будет сделано, возрожденные уака повернут мир вспять

и уничтожат испанцев, наслав болезни на них и потопы на их города, а океан

поднимется, чтобы стереть саму память об их существовании (Stern 1982: 52—

64).

Таки-онгойцы представляли собой серьезную угрозу, поскольку, призывая

к пан-андийскому объединению уака, движение положило начало новому

чувству идентичности, способному преодолеть разделение, связанное с

традиционной организацией айлью (семьи). По словам Штерна, люди Анд

впервые начали думать о себе как о едином народе, как об «индейцах» (Stern 1982: 59), и действительно, движение широко распространилось, достигнув

«далекого севера, такого как Лима, далекого востока, такого как Куско, и

высокогорной пуны к югу от Ла Пас в современной Боливии» (Spalding 1984: 246). В ответ в Лиме в 1567 году состоялся церковный совет, который

постановил, что священники должны «искоренять многочисленные суеверия, церемонии и дьявольские ритуалы индейцев. Они также должны были

ликвидировать пьянство, арестовывать знахарей и, прежде всего, обнаруживать и уничтожать «святилища и талисманы», связанные с

поклонением местным богам (уака). Эти рекомендации повторились на синоде

в Кито в 1570 году, где снова было провозглашено, что «тут есть знаменитые

знахари, которые … охраняют уака и общаются с дьяволом» (Hemming 1970:397).

Уака — это горы, родники, камни и животные, воплощающие духов

предков. О них коллективно заботились, кормили и поклонялись им, ибо все

признавали их как важнейшую связь с землей и с сельскохозяйственными

практиками, занимавшими центральное место в экономическом

воспроизводстве. Женщины разговаривали с ними, чтобы обеспечить хороший

урожай, также, как они делают это до сих пор в некоторых регионах Южной

Америки (Descola 1994: 191—214) [12]. Их уничтожение или запрет поклоняться

им были атакой на общину, на её исторические корни, на связь людей с землей

и на их чрезвычайно духовные отношения с природой. Испанцы понимали

это, и в 1550-х начали систематическое разрушение всего, что напоминало

объект поклонения. Вот что Клод Боде и Сидни Пикассо пишут о кампании по

борьбе с идолопоклонством, развернутой францисканцами против майя на

Юкатане, это относится также и к остальной части Мексики и Перу:

«Идолов уничтожали, храмы сжигали, а тех, кто исполнял

местные ритуалы и практиковал жертвоприношения, предавали

смерти; празднества, такие как пиры, песни и танцы, а также

художественную и интеллектуальную деятельность (рисование, скульптуру, наблюдение за звёздами, иероглифическое письмо) подозревали в том, что они были внушены дьяволом – их

276

запрещали, а тех, кто участвовал в них, беспощадно преследовали»

(Baudez and Picasso 1992:21).

Андских женщин принуждали работать в обрахес, заводских цехах, производящих

товары для международного рынка. Сцена из сочинения Фелипе Гуамана Пома де Айяла.

Этот процесс шёл рука об руку с реформой, которая потребовалась

испанской короне для усиления эксплуатации труда местных жителей, чтобы

обеспечить больший приток золота и серебра в казну. Для этой цели были