Андрей Беляков - Чингисиды в России XV–XVII веков: просопографическое исследование

Быть может, в этом же контексте следует рассматривать следующую фразу посольской книги, обращенную к Дервиш-Али отпускаемому в Ногайскую Орду: «И царь и великий князь велел з Дервишем царевичем ехати на поле Ивану Ильину сыну Челищеву да Савастьяну, да корму ему велел прибавити» [2232]. Хотя это мог быть всего лишь корм в дорогу.

Тем самым, можно отметить, что в Москве стремились к унификации дач. Она одновременно проходила как минимум по трем направлениям: унификация однотипных пожалований, дач конкретному Чингисиду и всем сразу. Скорее всего, окончательно данная система должна была сложиться, если бы она просуществовала еще несколько десятилетий. Но с крещением в середине XVII в. всех наличных Чингисидов и привлечением их к регулярной, возможно, повседневной, придворной службе она видоизменяется. Теперь они, судя по всему, тоже получали пожалования на приезд, что правильнее следовало бы рассматривать как награду за определенные службы. К примеру, за номинальное руководство полками во время военных действий, возрожденное при Алексее Михайловиче.

Существовало правило, по которому часть вещей, поднесенных московскому царю, могла возвращаться. Считалось, что самим фактом временного обладания этими предметами московским царем они приобретали значение почетного пожалования [2233]. Мы знаем о подношении Авгана 11 июня 1633 г. Тогда царевич ударил челом золоченым серебряным кубком, золотым атласом, 40 соболями, черпаком, шитым золотом и серебром, ядринским луком и двумя стрелами. Царевичу вернули все, кроме лука и стрел [2234]. Можно предположить, что это далеко не единственный случай, но иные примеры пока не найдены.

Здесь мы затронули практику поднесения даров от Чингисидов московскому царю на приезде. Скорее всего, это требовалось существующими правилами далеко не всегда. И все же отметим известные нам факты. Тем более, что данная информация позволяет нам установить, какие вещи могли находиться в домах представителей «золотого рода» в России. Мы имеем информацию только по XVII веку, при этом в основном она касается ургенчского царевича Авгана.

Имеется упоминание некоторых предметов, которыми в разное время «ударил челом» царевич Авган. «Сабля кизылбашская, полоса булатная; ножны поволочены хозом черным; оправа железная, навожена золотом. Два лука мешетцкие береста жолты. (Году не означено.) Лук мешетцкой, по нем навожено травки золотом; рукоять и у рогов по зеленому бакану навожено травы золотом. Да две стрелки, перья орловыя, цветныя; под пером перевито золотом. Государю царевичу Ивану Михайловичу челом ударил юргенчской царевич во 141 году (это именно тот лук и стрелы что были взяты в 1633 г. — А.Б .). Два тулунбаза железные, навожены золотом, по краем обведены тесмою шелковою полосатою; привязка и тесма толкова зелена; от седка подушки бархат алой. Государю челом ударил юргенчской царевич во 142 [1633/34] году [2235]». Саблю оценили в 3 с половиной рубля, тулунбасы — по 5 рублей, 2 лука — по полтине, стоимость третьего неизвестна [2236].

В описи государевой казны читаем: «Два бабра. Цена по четыре рубли бабр. Адним государю челом ударил юргенской царевич. А другой прислал к государю дани Алтын царь во 146-м [1637/38] году» [2237]. В подобном даре легко читается намек на величие лица, которому он был сделан.

Известно также подношение сибирского царевича Алтаная б. Кучума 2 августа 1653 г. Тогда царевич ударил челом двумя кубками серебряными золочеными с кровлею, турецкой сулеей, шитой золотом волоченным, золотыми турецкими бархатом и атласом, двумя сороками соболей, двумя конями («конь сер» и «иноходец бур» 8 и 7 лет) в 90 и 70 рублей [2238]. Хотя есть упоминания о том, что сулея была поднесена касимовским царевичем Сеит-Бурханом б. Арсланом [2239]. Значительность последнего подношения (оно явно превышает годовое содержание царевича) наталкивает на мысль о его ритуальном значении и выдаче частично или полностью из казны, тем более, что отмеченные дары ургенчского царевича не отличались большой стоимостью. Наше предположение мы можем подкрепить тем фактом, что при втором царе из династии Романовых вводилось много этикетных новшеств по отношению к татарским царям и царевичам, либо же возрождались старые, относящиеся в первую очередь к реалиям XVI в., но так, как их понимали в XVII столетии. Если признать инспирированность подношения 1653 г., то мы можем сделать предположение — что послужило источником для такого состава предметов. В данном случае нас интересует появление сулеи, хотя другие совпадения также более чем интересны. В архиве Посольского приказа сохранилось послание ногайского бия Исмаила 1551 г. в котором он в благодарность за свою лояльность по отношению к Ивану IV просит следующие подарки: «шубу и тягиляи из горностая, шатер, два отреза сукна, сулею и два серебряных кубка и немецкое железо» [2240].

В целом мы должны признать, что список вещей, преподносимых Чингисидами московским царям, представлял собой симбиоз из предметов, традиционно входящих как в состав даров восточных посольств (ткани, предметы восточного воинского быта и конской упряжи), так и западных: к последним мы должны отнести и подношения подданных царя (ткани, серебряная посуда).

По более раннему периоду мы практически не имеем информации. Известно только подношении Ивану Грозному со стороны царя Симеона Касаевича на своей свадьбе [2241]. То же самое мы видим на свадьбе князя Ивана Бельского и княжны Марфы Васильевны Шуйской, внучки царевича Петра Ибрагимовича [2242](об этом см. ниже). Но в данном случае сюда примешиваются еще и свадебные правила.

Здесь мы вынуждены поднять вопросы, на которые в настоящее время нет однозначных ответов. В каких случаях Чингисиды подносили дары московским монархам и их детям? Существовали ли здесь определенные правила? Изменялась ли данная традиция во времени? На эти вопросы мы сможем ответить только в случае обнаружения новых источников по данной проблеме. Дело в том, что по периоду с 30-х гг. XVII в., мы, скорее всего, обладаем полной информацией. О более раннее периоде нам практически ничего не известно. Возможно, ситуация несколько прояснится, если со временем обнаружатся какие-либо выписи из казанских и астраханских посольских дел. Мы можем только предположить, что первоначально при добровольном выезде на имя московского государя Чингисиды осуществляли некие подношения, хотя этикетная норма, вполне возможно, не требовала этого. При последующих визитах ко двору дары, как правило, не наблюдаются.

В начале XVII в. традиция могла измениться. При этом инициатором, скорее всего, стал ургенчский царевич Авган. Причины данного явления можно усмотреть в перипетиях жизни царевича на новой родине [2243]. Члены его двора и он сам неоднократно становились участниками громких разбирательств. Когда царевичу в очередной раз понадобилось добиться положительного решения по какому-то вопросу, не связанному с его материальным содержанием, от Михаила Федоровича он решил сделать государю подношение. Скорее всего, это произошло 11 июня 1633 г., тогда путем возращения дарителю большей части подаренного указали на излишество данного жеста.