Петр Еремеев - Арзамас-городок

Наконец, В. Г. Короленко, не раз бывавший в Арзамасе в 1890—93-х годах, позднее, работая над повестью «Муза», также воздал хвалу арзамасскому гусю: «Прежде… гусь ходил на Нижний и далее на Москву. Нужно было посмотреть арзамасские дороги во время этого гусиного похода. Можно было бы подумать, что среди лета выпал снег и что снежная дорога ожила, волнуется, шевелится, течет… Целые отряды погонщиков отправлялись с хворостинами за этой армией. А что пыли, что гоготу, сколько оживления и суматохи, когда какая-нибудь почтовая тройка с разбегу врывалась в середину отряда…»

Это еще до железных дорог…

Гуси — ходоки медлительные, шагают не более пяти верст в сутки. А гнать их надо, скажем, в тот же Нижний. Покупатель там хотел принести с базара на свою кухню, конечно же, живую птицу.

…В осеннее время погонщики сбивали большие стада гусей, случалось, по нескольку сот. В дальней дороге птица скоро обдирает ноги. Арзамасцы использовали свою придумку: разогревали смолу и начально прогоняли гусей по этой смоляной лыве, а затем по песку. Так гусь получал черные лапотки, укрепленные песочком. И в обретенной обувке отправлялся до губернского города.

Но, как писали, арзамасский гусь и до Москвы ходил, тамошний люд кормил. Его там жарили и парили, и неложно хвалили…

Конечно, за долгую дорогу птица ослабевала, падала в весе. Перед продажей ее усиленно подкармливали. Зимой в кормовой овес арзамасцы добавляли «ракушу» — кожицу гречишных семян, что оставались после обдира. Птица быстро набирала вес.

В восьмидесятых годах прошлого века на арзамасском базаре можно было купить гуся стоимостью от пятидесяти копеек до двух рублей, смотря по возрасту и упитанности. Так что рождественский гусь был доступен многим.

1773 год… На реке Яик в Приуралье донской казак Емельян Пугачев 17 сентября огласил «царский» манифест, в котором казакам и крестьянам давал вольность, а старообрядцев жаловал «крестом и бородою». Так Пугачев, объявивший себя Петром III — мужем Екатерины II, начал третью крестьянскую войну, разгар которой пришелся на лето 1774 года уже на правобережье Волги.

В это время Россия вела войну с Турцией на Дунае, и первое время не могла выставить против восставших крупных воинских сил, а действия нескольких генералов в Поволжье не всегда были эффективными. И только полковник Михельсон оказался подлинной угрозой для пугачевцев.

Военная коллегия в Петербурге, понимая всю серьезность положения в Поволжье, вызвала А. В. Суворова с театра военных действий, но граф Румянцев несколько попридержал полководца, «дабы не подать Европе слишком великого понятия о внутренних беспокойствах государства, — так после писал А. С. Пушкин и добавлял: — Такова была слава Суворова». В это время Екатерина заключила с Турцией мир, и Суворов спешно выехал в Поволжье, где ему дали самые высокие полномочия.

И вот по дороге к местам очагов восстания Суворов по Московскому тракту приехал в Арзамас.

Персона объявилась в городе важная. Где поместить прославленного? Помещичьих домов в городе более десятка, но все они, а также многие купеческие и Даже обывательские дома, заезжие дворы — все заняли бежавшие из сельских поместий помещики со своей челядью, чиновники, купцы, священнослужители…

Пришлось городским властям кланяться именитому, богатейшему купцу Ивану Ивановичу Цыбышеву, что жил в Ильинском приходе, на улице Цыбышевой в собственных каменных палатах. Палаты, как помнили старожилы, напоминали боярские со сводчатыми потолками, узкими окнами, светелками и светлицами… Те же старожилы рассказывали, что владелец чугунного завода и разных кузниц деньги свои хранил в окованных бочонках, а те бочонки в подвале приковывались цепями к каменному своду…

Цыбышеву угодили, за честь счел он принять столь знаменитого и в Европе полководца, и принял его по-царски.

У Ивана Ивановича к тому времени поднималось двое ребяток: Андрей и Александр. С детским настойчивым любопытством мальчики рассматривали необычного гостя. Суворов любил детей. Он обласкал их словами, а младшего, Сашу, усадил к себе на колени и принялся разговаривать с ним. Мальчик любопытничал, ухватился за блестевшую рукоять кортика в красивых ножнах. И　тогда Александр Васильевич снял оружие, спросил: «Понравился, а, тезка?» Восхищенный, мальчик кивнул и получил драгоценный подарок…

Долго, около шестидесяти лет, кортик святыней хранился у Цыбышевых, он стал особой реликвией города. Его ходили смотреть арзамасцы и приезжие любители достопримечательностей — оружие Суворова, как-никак! Но вот не стало Ивана Ивановича Цыбышева, дела фамилии пошатнулись, и дошло до того, что сыновья купеческие стали бедствовать. Тогда они и продали кортик арзамасскому помещику Штевену за сто рублей ассигнациями — только-то! С той поры и затерялся след бесценного подарка Суворова Арзамасу…

В младенчестве — на четырех, в молодости — на двух, а в старости — на трех ногах… вот и в такой простенькой загадке раскрывается временная суть человека. Во младости он на четвереньках ползает, потом долгонько, как есть здоровьице, на двух ногах ходит, а в старости невольно добавляет третью — палку-пособницу, трость.

Догадались монахини Арзамасской Алексеевской общины о нужности этой самой третьей ноги и стали готовить ее и поставлять на продажу.

Простую-то палку во всякое время сам себе человек вырежет. А вот обрести долговечную, красивую, благородного облика — за такую надо не копеечки платить, а поболе.

Монахини стали выращивать палки в самом прямом смысле этого слова. Подсаживали к дичку привой культурной яблони — пошло деревце в рост. Вот тут-то ловкие женские руки и вгоняли в ствол колотые деревянные шпильки этаким ровным пояском. Перетерпит живая яблонька боль, а потом там, где вошли шпильки, образуется этакий кругообразный нарост. Поясочков таких на палке объявлялось несколько…

Немало лет уходило на то, чтобы поднялась, окрепла, стала красивой должная высота будущей палки, чтобы окреп заворот ее рукояти.

Очень ценились готовые трости на распродаже, что в Арзамасе, что на Нижегородской ярмарке. То и говорили: арзамасская трость, что кость. Бывало, из других городов заказывали, а то, ежели по пути, нарочито останавливались в городе, спешили в общину с надеждой купить хваленую пособницу при ходьбе…

Мирские нужды родят добрые службы

Это из рассказов о старине.

Для начала пословица: у царя колокол на всю Русь.

Как ударит царский колокол, как загудит, так многих тоска едучая и заберет: рекрутчина объявлена!