Андрей Савельев - Троянская война. Реконструкция великой эпохи

Одиссей почему-то не торопится на Крит. Еще год он (или герой его повествования) живет в Финикии, потом со своим благодетелем отправляется в Ливию (подозревая, что его там хотят продать в рабство), но происходит кораблекрушение и Одиссей (прямо-таки как в сказочном рассказе о его появлении на острове феаков) девять дней обнимает обломок мачты, а на десятый оказывается в земле феспортов (Эпир), где радушно принят царем Федоном. Причем, Федон сообщает выдуманному Одиссеем герою, что Одиссей как раз тут гостил у него на пути домой и отправился на время к священному дубу в Додону (оракул Зевса в Эпире). Разумеется, с богатыми дарами царь отправляет Одиссея с попутным кораблем, идущим на соседний с Итакой остров Дулихий. Но здесь опять напасть — снова Одиссея хотят обратить рабство коварные моряки. И он лишь чудом вплавь ускользает от них — как раз у берегов Итаки.

Третий рассказа Одиссея — вновь о Крите — он рассказывает своей супруге Пенелопе — еще не будучи ею узнанным. Здесь он выдает себя за младшего брата Идоменея Эфона, который в силу молодых лет под Трою не отплыл, но принимал Одиссея, который догонял флот, ушедший к Трое уже 10 дней назад. Не особо изощряясь в новых выдумках, рассказчик сообщает о себе, что слышал, будто Одиссей находится на пути домой в крае феспортов. Далее следует предыстория про феаков — знакомая нам, а также про попутный корабль в Дулихий и паломничество в Додону. Фактически этот рассказ представляет собой компиляцию из фрагментов других рассказов.

В трех рассказах очевиден повторяющийся мотив — богатство, финикийский корабль, рабство, царство феспортов, попутный корабль в Дулихий. Все это позволяет восстановить реальную судьбу Одиссея за период, по которому он отчитался сказочными сюжетами, так хорошо нам известными.

После Троянской войны, когда буря разбросала суда ахейцев, Одиссей со своим кораблем (или оставшимися кораблями) прибыл на Крит и остался у царя Идоменея, помогая ему в борьбе за власть. В египетском сюжете он отдельно пересказывает судьбу Менелая. Сам же Одиссей продолжает воевать на Крите, но впадает в немилость и вынужден спасаться бегством. Возможно, перед этим Одиссей был обращен в раба или был брошен в тюрьму — за какие-то козни или связи с врагами Идоменея — может быть, вместе с братом Идоменея Эфоном. Его бегство состоялось вместе с убийством Орсилоха, который был тюремщиком Одиссея и требовал от него покорности Идоменею. Затем финикийский корабль доставляет Одиссея в Эпир, минуя Итаку. И здесь он получает теплый прием и подарки, с которыми и возвращается на родину, но изможденным и утратившим царственный вид. Несмотря на это, Одиссей отчаянно предъявляет свои права на имущество и собственную жену, и в схватке с непрошеными гостями — женихами — он из странника превращается вновь в царя.

Почему Гомер не мог сочинить свои поэмы в IX веке до н. э.? Потому что его язык в этом случае был его собственным — ионийским — диалектом. Но «Илиада» и «Одиссея» имеют множество архаизмов. Их использование через четыре века после событий Троянской войны было бы полной нелепостью.

К архаизмам относятся, прежде всего, имена героев, которые не встречаются у ионийского населения, среди которого — якобы — творил Гомер. Некоторые имена даже негреческие. Имя Ахилл не имеет греческой этимологии.

Архаизмом в поэмах Гомера являются устойчивые титулования героев, не принятые в эпоху классической античности. В ионийских поселениях не могло быть ни «быстроного Ахилла», ни «шлемоблещущего Гектора», ни «широкодержавного Агамемнона», ни «хитроумного Одиссея». Тем более, не сохранилось бы многословных титулований.

Тщательный учет кораблей ахейского флота — несомненная архаика, связанная с распределением добычи пропорционально вкладу в общее дело. В «Илиаде» возвращение к разделению войска по племенам (предложение Нестора, имевшего второй по численности флот после Агамемнона) направлено на то же самое. Точное определение: кто из ахейцев убил троянского героя, даже если этот герой вообще больше ничем не отмечен и нигде не упоминается, — несомненная архаика.

Неслучайно микенские глиняные таблички испещрены именами, многие из которых повторяют имена ахейских героев (или, по крайней мере, сходны с ними). Если бы Гомеру было мило только литературное сочинительство, он взял бы имена, которые были распространены в его время. Если время Гомера — ионийское, то и имена были бы ионийские. Но если время Гомера — микенское, то и имена соответствуют времени.

Скрупулезный учет разного рода заслуг — характерный признак глиняных табличек с линейным письмом Б. То же самое мы видим и в гомеровском эпосе — множество имен, которые имеют значение только в определенных обстоятельствах. В ионийский период перегрузка эпоса именами персонажей, которые не играют никакой роли в сюжете, не имеет никакого смысла. Напротив, в эпосе, который является не только летописью, но и своеобразной отчетной ведомостью, это возможно. И мы видим перекличку в скрупулезном сопоставлении имен с выполненными работами на микенских табличках и подробном учете имен и деяний героев в гомеровских поэмах.

Расшифровка линейного письма Б обусловлена не только успешным сопоставлением этого письма с кипрским письмом, но и с теми архаизмами, которые сохранились в неприкосновенности у Гомера. Считать, что Гомер жил в IX веке до н. э. и намеренно вставил эти архаизмы в свои поэмы, — нелепость. Если бы поэмы были пересказами устного предания с многовековой историей, то они непременно лишились бы архаизмов. Кроме того, за века, в течение которых реалии Троянской войны отступили в глухую древность, множественными напластованиями новых сюжетов и неизбежными искажениями исходный эпос был бы безнадежно испорчен.

Длительный бесписьменный период накануне расцвета древнегреческой архаики побуждает признать как очевидную истину, что и до этого периода также письменности не было там, где ее не нашли археологи.

Действительно, можно было полагать, что крито-микенская цивилизация была бесписьменной, пока на Крите, в Пилосе, в Микенах не были найдены глиняные таблички. Аргумент о том, что ненайденная письменность не существует, достаточно сильный. Но есть и обратный аргумент: если соседствующие цивилизации имели письменность (Египет, Вавилон), то почему бы достаточно крупной и культурной цивилизации что-то не заимствовать у соседей?

Если крито-микенская цивилизация охватывает приметно XIV–XIII вв. до н. э., то за столь обширный временной промежуток что-то заимствовать у соседей, конечно же, пришлось. Вряд ли микенские владыки исключали для себя возможность пользоваться папирусом, пергаментом, деревянными пластинами с нацарапанными на них знаками. Но все эти материалы подвластны времени. Что не начертано на вечном камне, превращается в пыль. Почему бы не предположить, что в Трое была письменность, но ее носители давно истлели?