Анатолий Воронин - Москва, 1941

Агапкин: «Командующий парадом генерал Артемьев легким движением головы дал мне знак, чтобы играть сигнал “Слушайте все”. К микрофону подошел Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин и произнес историческую речь» .

Речь Сталина была небольшой, но яркой. Вначале он признал, что праздновать 24-ю годовщину Октябрьской революции приходится в тяжелых условиях. «Вероломное нападение немецких разбойников и навязанная нам война создали угрозу для нашей страны. Мы потеряли временно ряд областей, враг очутился у ворот Ленинграда и Москвы». Но отметил, что «наша армия и наш флот геройски отбивают атаки врага на протяжении всего фронта, нанося ему тяжелый урон».

Затем «Отец народов» указал, что бывали еще более тяжелые времена: «Вспомните 1918 год, когда мы праздновали первую годовщину Октябрьской революции. Три четверти нашей страны находилось тогда в руках иностранных интервентов. Украина, Кавказ, Средняя Азия, Урал, Сибирь, Дальний Восток были временно потеряны нами. У нас не было союзников, у нас не было Красной Армии, – мы ее только начали создавать, – не хватало хлеба, не хватало вооружения, не хватало обмундирования. 14 государств наседали тогда на нашу землю. Но мы не унывали, не падали духом» .

А потом он перешел в наступление: «Теперь положение нашей страны куда лучше, чем 23 года назад. Наша страна во много раз богаче теперь и промышленностью, и продовольствием, и сырьем, чем 23 года назад. У нас есть теперь союзники, держащие вместе с нами единый фронт против немецких захватчиков. Мы имеем теперь сочувствие и поддержку всех народов Европы, попавших под иго гитлеровской тирании. Мы имеем теперь замечательную армию и замечательный флот, грудью отстаивающие свободу и независимость нашей Родины. У нас нет серьезной нехватки ни в продовольствии, ни в вооружении, ни в обмундировании. Вся наша страна, все народы нашей страны подпирают нашу армию, наш флот, помогая им разбить захватнические орды немецких фашистов. Наши людские резервы неисчерпаемы» .

Прошелся по сомневающимся: «Враг не так силен, как изображают его некоторые перепуганные интеллигентики. Не так страшен черт, как его малюют».

Предрек скорый крах Германии: «Если судить не по хвастливым заявлениям немецких пропагандистов, а по действительному положению Германии, нетрудно будет понять, что немецко-фашистские захватчики стоят перед катастрофой. В Германии теперь царят голод и обнищание, за 4 месяца войны Германия потеряла 4 с половиной миллиона солдат, Германия истекает кровью, ее людские резервы иссякают, дух возмущения овладевает не только народами Европы, подпавшими под иго немецких захватчиков, но и самим германским народом, который не видит конца войны. Немецкие захватчики напрягают последние силы. Нет сомнения, что Германия не может выдержать долго такого напряжения. Еще несколько месяцев, еще полгода, может быть, годик – и гитлеровская Германия должна лопнуть под тяжестью своих преступлений».

И закончил призывами и обращениями к полководцам минувших веков, закончив практически религиозным благословлением на подвиг: «Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!»

Во время парада Агапкин не мог, как музыканты, сменяться или шевелиться – двигались только его руки, а вот сапоги примерзли к помосту. К счастью, капельмейстер Стейскал, который ждал приказа на уход оркестра ближе к ГУМу, чтобы освободить площадь для проезда конницы, заметил это и помог в буквальном смысле закоченевшему Агапкину сойти и дать команду на отвод оркестра.

Как известно, операторы, которые должны были снимать парад – опоздали к началу. Дадим слово Марку Трояновскому: «7-ого очередной конфуз с хроникой. Кто-то прошляпил… Пропуска получили в два часа ночи. На мой вопрос – завтра, когда? Ответ в 7:30 на студии… Утром чуть не проспал. Вскочил – на часах 7:20. В гараже стоит пикап. … На всякий случай позвонил… Спокойный голос секретаря Ани: “Да пока ничего особенного…” Еду на студию. По пути делаю объезд через Крымский мост. Через Каменный не пустили… Идет снег… И вдруг врывается сквозь туман и снегопад голос диктора и звуки Красной площади…Я выжимаю до отказа акселератор… В 8:05 на студии. Из ворот выезжают и выбегают операторы…. Немедленно на свой пикап сажаю Лебедева и Щекутьева. Влетаю на своем пикапе чуть ли не на самую площадь. Бросаем его около Забелинского проезда… Пехота уже прошла. Ее хвост успела снять Сухова… Я снимаю кавалерию, танки… Большими хлопьями идет снег. Но выступал Сталин, а это никто не снял…

Возвращаюсь на студию. Почти одновременно приезжает Матюнин из НКВД и увозит Варламова к Щербакову. Через некоторое время вызывают Канцельсона. Часа через 2–3 они возвращаются. Были они в хорошей бане…. Им было сказано “сообщим” и не сообщили… Монтаж фильма заканчивается. Без выступления Сталина и без начала парада…»

В конце ноября речь Сталина пересняли, выстроив трибуну в одном из залов Кремля.

Согласно плану парада, минута двадцать секунд были отведены на салют: «Оркестр заиграл “Интернационал”. Ряд орудийных залпов сопровождал Гимн международного пролетариата. Проигран сигнал “отбой”, и начался парад войск» , – вспоминал Агапкин.

Полковник Гребенщиков: «Сам парад резко отличался от обычных парадов. Люди имели вещевые мешки с собой, походная форма была. Многие впервые были на этом параде. Очень многие никогда Сталина не видели, тем более не слышали» . Парад прошел «выше чем на удовлетворительно, даже если придираться, несмотря на то, что части не готовились. Обычно у нас ходят в строю по четверо, а здесь нужно было пройти по 20 человек – широким фронтом. Равнение трудно было держать, и, несмотря на это, части шли хорошо, и вид боевой был. Одеты были уже в зимнее обмундирование. Снег тут пошел. Он нам, правда, немножко мешал. Обычно мы линию намечали, а здесь ничего нет» .

Генерал Синилов: «Очень скользко было. Особенно это мешало артиллерии. Подъем на площадь тогда причинил много бед. Ночью все было посыпано песком, но утром поднялся ветер с метелью, выпал снег и песка на подъемах не оказалось. Артиллерии на механической тяге было нелегко преодолевать этот подъем… Некоторые орудия и материальная часть буксовали. Пришлось живой силой оказывать содействие. Я поднялся на Мавзолей и доложил командующему Артемьеву, что материальная часть буксует и не может взять подъема. Тут же был Сталин и члены правительства. Мне было дано указание принять все меры, чтобы артиллерию протолкнуть.