Жорж Вигарелло - История тела Том 1 [От Ренессанса до эпохи Просвещения]

Танец как телесное упражнение и ритуализованное развлечение можно назвать «геометрическим»: есть пространство, которое требуется пройти, фигуры и движения, которые нужно исполнить, и позы, которые следует оценить. В силу этого он обладает почти сакральной серьезностью, даже если исполняется, как в Арморике [204] То есть Бретани. ( Прим. пер. ) , «со страстью, с пылом. <���…> Женщины разделяют с мужчинами этот столь живой вкус к танцам, если только не заходят в нем еще дальше. <���…> Это полурелигиозное рвение наших неповоротливых баядерок, с их почти всегда опущенными глазами, которые, казалось бы, ищут ямы на дороге, а не удовольствия, — возможно, память о сакральном происхождении танца» [205] Bouet A., Perrin О. Breiz–Izel. Р. 172; в главе «Dansou al leur nevez» этой «Бретонской галереи» приятное совмещается с полезным, поскольку речь идет о выравнивании «круговыми» танцами новой площадки для молотьбы зерна соседа–фермера. Другие виды танцев, парные или «цепями», описываются при упоминании о празднике святого покровителя или о свадьбе (pp. 197–198, 296–298). См.: Guilcher J.–M. La Tradition populaire de danse en basse Bretagne. Paris; La Haye: Mouton-EHESS, 1963; Guilcher Y. La Danse traditionnelle en France. . Это отношение сохранилось и в самых судорожных гавотах и в самых живых «jabadao [206] Народный бретонский танец. ( Прим. пер. ) , которые в окрестностях Кемпера начинаются с круга из четырех или восьми человек; затем каждая пара отделяется, чтобы выйти вперед или назад, и затем танцор начинает искусно вращать свою партнершу, держа ее за руку над головой. Ко всему прочему, этот танец различается и усложняется в зависимости от места, но везде сохраняет черты самоотдачи и возбуждающего безумства».

Человеческая поступь чаще всего вовсе не легка и эфирна (эфир имеет отношение к небесным пространствам, в особенности к самому «многообещающему» из них — куда возносятся избранные счастливцы). Шаги вязнут в сырой земле, в том числе в той, что находится в доме (вспомним об утоптанной земле и о постелях, которые поднимают, чтобы избежать луж и сырости [207] Bouchard G. Le Village immobile. P. 94; Péret J. Paysans de Gâtine au XVIIIe siècle. Pp. 196, 208. Полет птицы — душа при «последнем издыхании» — противопоставляемый земной тяжести, не раз изображался на гравюрах и в песнях (Hersait de La Villemarque T. Trésor de la littérature orale de la Bretagne. P. 491). ). Художники в изображениях кутежей и других жанровых сцен придают телам нищих особую тяжесть. Этот вес человеческого тела позволяет идти по следам сбежавшего преступника или возлюбленной, которую боятся потерять. «Я узнал, что это была она, по следам ее туфель; мой отец не был в этом уверен, ведь еще было сумеречно», — заявил Луи Симон в утро любовного разочарования [208] Simon L. Louis Simon, villageois de l’ancienne France. P. 55. Примечательно, что в день праздника девушка надевала «туфли», но здесь речь идет о простых сабо, поскольку Симон, всегда интересовавшийся обувью своих земляков, упоминает среди «новинок, появившихся в течение моей жизни» использование в «туфлях» гвоздей вместо «деревянных колышков» (р. 90). .

Напротив, добровольно напущенная на себя серьезность, по меньшей мере на портретах, магистратов и священников — нечто среднее между искусной пластикой и приятной манерой поведения — отражает прочность достигнутого положения. Впрочем, их, литературно выражаясь, «помпезная» медлительность во многом обусловлена способом изображения городских процессий: повороты шествия и позы участвующих в нем людей, которых художник делает неподвижными, пропитаны видением мира, отражающим в плоти героев полотна всю торжественность происходящего. Сравнивая две стороны ширмы из Экса, на которых изображены «развлечения и процессия празднества Тела Господня», можно убедиться в разнообразии жестов, приписываемых различным социальным группам и различным моментам одного дня праздника, в котором сосуществует светское и религиозное, публичные церемонии и домашние развлечения. На одной стороне запечатлено пышное, хорошо организованное шествие, в котором отдельными группами дефилируют представители власти в волочащихся по земле мантиях, а на другой нагромождены различные сцены, в них действуют автономные силуэты с экспрессивной мимикой: исполнители «игрищ», ярмарочные гиганты, лавочники, прохожие, пьяницы и прочие. Руки подняты, ноги скрещены, тела заваливаются друг на друга, и одежда словно слетает и с богатых, и с бедных [209] Aix–en–Provence au XVIII siècle. Aix, 1986; Vovelle M. Les Métamorphoses de la fête en Provence de 1750 à 1820. Pp. 70–71; Édache M., Peligry C., Pénent J. Images et fastes des Capitouls de Toulouse. Toulouse: Musée Paul–Dupuy, 1990. Passim, et pp. 143–145: процессия со святыми мощами в Тулузе около 1700 г. . Мимолетный хаос тел разрушает еще более эфемерный социальный порядок. Праздник Тела Господня в Эксе напоминает о том, как долго шел процесс дифференциации способов изображения тел и, через образ светского развлечения, возвещает приближение демократизации поз.

Людям того времени нравилось противопоставлять тяжелую и легкую походку, на основе чего строилось региональное и социальное разделение. Внутренние мигранты (сезонные рабочие, описанные Жамре, и все «подгоняемые» бедностью [210] Нестабильность знакома всем сельским сообществам Старого порядка, включая наиболее оседлые; даже сами арендаторы, по меньшей мере в Пуату, должны были переместить свое хозяйство до окончания срока аренды (Péret J. Paysans de Gâtine au XVIIIe siècle. P. 157). ) знамениты своими тяжелыми «башмаками», а легкость походки басков и басконок, а также жителей побережья в Провансе, вошла в поговорку. Они могли ходить босиком большую часть года или же носили холщовые или легкие туфли, поэтому их ноги притягивали взгляды путешественников. Жюбер, присутствовавший при возвращении с рыбалки на сардин в Сен–Жан–де–Люз в июне 1785 года, пришел в восторг от толпы торговок из Байонны на песчаном берегу: «Их было пятьдесят или шестьдесят в ряд, одна за другой, проворные, хорошо одетые, в красных корсажах и юбках резких цветов, с белым тонким бельем, у всех заплетены косы, у всех босые ноги, все шли вперед так, как будто они проделают три лье, отделяющие Сен–Жан–де–Люз от Байонны, по меньшей мере за полтора часа» [211] Guibert J.–A. Voyages dans diverses parties de la France et de la Suisse faits en 1775–1785. Paris: D’Hautel, 1806. P. 298. Другие путешественники, посещавшие юг Франции, хотя и не были склонны приукрашивать, воспроизводят столь же поверхностный образ (Locke J. Travels in France. P. 18; Young A. Voyages en France. P. 148; le scribe Prion cité par Léonard É.–G. Mon village sous Louis XV… Pp. 213, 232). .

В то же время в этом мире шагающих тяжеловесов мускулистые икры (правда, только мужские, поскольку ноги женщин обычно закрывались платьем) обладали неожиданной эротической привлекательностью. Лабрюйер не забыл о них в одном из своих «Характеров» в 1691 году: «Ифий приходит в церковь и видит на ком–то новомодные туфли, смотрит на свои — и краснеет от стыда: ему кажется, будто он раздет. Он явился к мессе, чтобы показать себя, а вместо этого старается спрятаться, и потом весь остаток дня ноги его не позволяют ему выйти за порог спальни. <���…> Он то и дело поглядывает на свои ноги, смотрится в зеркало и вполне доволен собой…» [212] Лабрюйер Ж. де. Характеры, или Нравы нынешнего века // Парадоксы души. Симферополь: Реноме, 1998. С. 315 (добавлено в 6–м изд. 1691 г.). . Мужчинам того времени было свойственно обращать внимание на изгибы своего тела и в особенности на округлость икр, поскольку привлекательность зависела от ловкости ног так же, как и от черт лица [213] Caraccioli. Dictionnaire critique, pittoresque et sentencieux. Lyon: s.e., 1768. T. I. P. 303; T. II. P. 81; Mercier L. — S. Néologie. T. II. P. 74; Pellegrin N. Les Vêtements de la liberté. Pp. 59, 105. .