Александр Белов - Последняя тайна Варяжской Руси. Мифы и правда о русской цивилизации

Вот и четвертая воспитательная норма: то, к чему ты готов, никогда не наступает внезапно. Нельзя привыкать к покою, он тебя обманывает. Держи волков своей души голодными. Сытым волкам уже ничего не нужно.

Пусть твое солнце все время встает в разных местах, а заходит в стороне твоего дома! Когда мы плывем к Новому городу, так и бывает. Жизнь стоит на месте, когда ты остаешься на берегу. Я не знаю, что случится с тобой в дороге, но если судьба тебя пощадит и ты доживешь до старости, обязательно вернись домой. Чтобы умереть под вековым дубом твоего рода, под тихим шепотом его листьев. Это не многим из нас дано. Если такое случится, наверное, это – особое благоволение к тебе Перуна. И все же… пусть твое солнце встает в разных местах! Приучи душу к тому, что чем длиннее твоя дорога, тем больше силы дано твоим рукам, сжимающим весло. Все дороги ведут в никуда. Ведь никто не знает, что нас ждет на другом конце пути. И пусть это останется тайной, иначе ты перестанешь быть варягом. Много моряков поднимают паруса или садятся за весла. Но они никогда не плывут за неизвестным. Только мы отправляемся этой дорогой.

Глядя на детей, мы все время ждем от них необычности, отличимости от других, вызывающей у нас тихие восторги. Проблема, однако, не в том, чтобы «открыть» талант в ребенке, а в том, чтобы потом его социализировать, если это действительно талант.

А что, если позволить ребенку быть примитивным, простым, таким, как все? То есть обыкновенным. Что, если это и есть его природа и на большее он не способен? Страшно звучит, не так ли? Когда думаешь о своем ребенке.

Но кто они, эти «обыкновенные»? Может, это викинги Палнатоки? Или варяги Олега? Тогда «такого, как все» вряд ли можно назвать примитивным.

Я думаю, каждый варяг, имевший сына, знал, что тому сказать. Может, он открывал другие истины – это не столь важно, главное, что эти люди доплыли до своих дальних берегов и вернулись обратно.

Стихия бытия и самосознание варяга. Возможна ли трансформация сознания? Главная ошибка исторической реконструкции.

Волк бежит над соленым морем. Над горбиками беспокойных волн, сбивая с них брызги. Волк вышел на промысел. Его промысел обычно называют морским разбоем. У зайца – свой промысел, у сурка – свой. В Советском Союзе, например, Заяц был символом морали. В зооморфной символике для детского воспитания, разумеется. Он создавал образ удачливого морально-устойчивого труса в противовес социопату Волку. Помните «Ну, погоди!»?

Потом придут времена романтического этно, и «живописцы духа» выведут дрожащей рукой иные символы. Должно быть, в некотором брожении ума. Например, образ благородного Волкодава из породы «серых псов».

Но пес и есть пес. Его природа – стеречь хозяйское добро, лизать хозяину руки, выслуживать подачку в отдрессированной позе, приносить тапочки в зубах. Он должен знать «свое место», которое, как правило, – на коврике возле двери. Там, где вытирают ноги. Псу тоже известны страсти. Это, конечно, не битва за право повести за собой стаю, но тоже кое-что с напряжением воли. Например, не подъедать чужие экскременты в парке во время прогулки с хозяином или не принюхиваться к течным сучкам.

Странное представление о благородстве у этнофантастов. Хотя… символ полного послушания и социального подчинения может быть очень полезным. Для Хозяина. Если именно так понимать «национальное единство». Герой, который ждет команду: «Фас!», – это удобно.

Несчастные люди были всегда, а вот «беззащитных» людей во времена викингов не было. Поселения племен формировались с учетом возможности защиты как населения, так и территории.

Почему-то никто не порицает спекулянтов-купцов, наживающихся на труде ремесленников, считая это бизнесом, «историей торговых отношений». Никто не порицает ремесленников, на которых горбатятся рабы и которые, например, нещадно эксплуатируют детский труд. Ремесленники – производители, они защищены моралью! Никто не вспоминает, что ремесленник вообще самая защищенная социальная категория. Когда враг ворвется в осажденный город и лютой смерти предаст израненных, полуживых воинов, когда вырежут даже детей и женщин, с ремесленниками будет все в порядке: враг заберет их с собой. И они станут неплохо жить на чужбине, ища вдохновение в новых образах для своего творчества.

А вот промысел морской дружины – это разбой и только. Моралисты умалчивают, что варяги на воде сражаются с такими же морскими дружинами, ведь купеческие караваны прекрасно охраняются. И у всех, на кого нападают варяги, есть право себя защищать. Разве варяги виноваты в том, что ты не умеешь пользоваться этим правом? Когда лодки уходят на промысел, никто на берегу не может сказать, сколько человек вернется. Да и вообще, вернется ли лодка. Жизнь против дюжины глиняных горшков да против мешка муки – честный обмен. Только забрать жизнь у варяга не так просто. Потому что любовь отца к сыну была выражена не назидательной педагогикой родителя, а подготовкой ребенка к тому, что однажды ему придется много раз умирать и всякий раз доказывать смерти, что у него есть полное право на жизнь.

Человеку свойственно идеализировать мир. В своем представлении о мире мы выстраиваем упрощенные схемы, отражающие стереотипы нашего понимания. Реальность корректирует эти первичные представления. Так, говоря о варягах, я представляю их вам чуть ли не передовым отрядом истории. И это наверняка вызывает скептические оценки. Но давайте разберемся. Мы выпускаем из внимания обстоятельства, оценить которые должен психолог.

Мир суши разнообразен и полиморфен. Мир моря, соответственно, однообразен. Не случайно говорят, что он велик, но спрятаться в нем негде. Это – открытый мир. Гете, сторонник целостной картины мира, сказал: «Все в природе отражается во всем». Но в случае с варягами – море отражается в человеке, а человек отражается в море. И это то же самое, что постоянно сидеть напротив льва и наблюдать различные его настроения и состояния. Но только лев при этом находится не в клетке…

Варяжская дружина не только единый, сплоченный коллектив, но еще и коллектив, большую часть времени находящийся в узком и замкнутом пространстве. Это фактически лишает варяга свободы выбора, ведь покинуть сообщество можно только по окончании цикла «поход – бой – возвращение». Вернуться домой иным путем очень трудно.

Результат усилий в начале цикла неизвестен. Как правило, варяг не знает, насколько удачным может быть поход. А ведь мир сухопутного социума привык к пропорциональности понятий «усилие – отдача» и даже к поиску решения с минимумом усилий и максимумом результата. У варяга минимума усилий не может быть ни при каких обстоятельствах.