Ирина Савицкая - Дипломат императора Александра I Дмитрий Николаевич Блудов. Союз государственной службы и поэтической музы

Линия поведения Д. Н. Блудова по отношению к княжне А. А. Щербатовой, ставшей затем его женой, удивительно похожа на ту, которую изобразил в «Идиллии…» Державин, как явление Любви во время празднования 10-летия бракосочетания князя Вяземского с его супругой, урожденной княжной Трубецкой. О сходстве описанной в «Идиллии…» Державиным поэтической ситуации, которую спустя годы Блудов реализовал в своей жизни, свидетельствует переписка супругов Блудовых. Данное наблюдение, сделанной на основе изучения «Идилии…» Державина [416] Литературные источники выстраивания «Идилии…» достаточно изучены. Р. Ю. Данилевский пришел к выводу о том, что Державин заимствовал прозаическую форму и картину вечерней природы из гесснеровского стилистического арсенала (назвав имя писателя, которому подражал). Однако поэт придал своей идиллии парадную манерность, чуждую стилю С. Гесснера. В тексте Державина пастушки и пастухи Гесснера уступили место князю и княгине, а композиционным центром идиллии оказался сам поэт, поскольку он единственный мог наблюдать явление Любви в колеснице на розовом облаке. Дальнейший пространный монолог богини обращен лишь к одному поэту («мне только слышащему вещала…»), и «Идиллия…» заканчивается словами: «Сие-то, Вяземская, что видел я во время нынешнего брачного твоего воспоминания. Никто не видал, кроме пиитов…». (См.: Данилевский Р. Ю. Россия и Швейцария. Литературные связи XVIII–XIX вв. Л., 1984. С. 65, 231. КойтенА. Державинские переводы из Геснера и Гердера. http://magazines.mss.ru/nlo/2002/54/koi.html ). и переписки Блудовых, дает основание согласиться с мнением Ю. М. Лотмана о сознательном ориентировании представителей русского дворянства на художественный текст в выстраивании форм обычной, каждодневной деятельности, которые переживались ими эстетически [417] Лотман Ю. М. Поэтика бытового поведения в русской культуре XVIII века / Лотман Ю. М. Избранные статьи. Т. 1. Таллинн, 1992. С. 248. , и признать его справедливым. Таким образом, социально-культурный феномен, когда культурные и поэтические образцы моделировали семейное поведение дворянства, определяя его векторные линии, формировали определенный климат, получил свое развитие в жизни Блудова. Оказав несомненное воспитательное влияние на юного Блудова, поэзия его дяди содействовала укреплению ядра личности самого Дмитрия Николаевича и его отношения к любимой женщине. Формируя определенный образ и настроение, она не препятствовала генезису самой личности Блудова и его семейных представлений.

И, наконец, племянник Державина принадлежал к той же породе «немногих русских людей», что и дядя. Нельзя не согласиться с мнением Я. К. Грота, что «немного было русских людей, которые бы в такой мере, как он (Державин, — И. С.), умели соединить литературную деятельность с общественною и служебною» [418] Там же. С. 14. . Это наблюдение в полной мере относится и к Блудову. В связи с этим влияние Державина на Блудова видится в том, что у поэта Блудов научился быть государственным человеком, и в качестве такового стать памятным «по своей энергии, честности, человечности и гражданскому мужеству» [419] Грот Я. К. Жизнь Державина. С. 13. .

Блудов, представлявший другое, по сравнению с Державиным поколение, был отмечен уже иным западноевропейским культурным влиянием, в первую очередь, французским. Вместе с тем, в способностях и навыках Державина и Блудова, было и общее: искусство в составлении разного рода писем, в том числе императрице (у Державина) и императору (у Блудова). Державин, по его словам, «обрабатывал иногда и доклады к престолу» [420] Державин Г. Р. Указ. соч. С. 299. , Блудову поручались написание и перевод важнейших государственных бумаг. Блудов хорошо усвоил мысль, неустанно проводимую Державиным о том, что «призвание писателей — развивать и направлять духовную жизнь народа» [421] Путеводитель по Пушкину. СПб, 1997. С. 12. .

Общим для Блудова и Державина было и то, что оба много читали и принадлежали к категории высказывающихся людей. Тот и другой занимались переводами. Державин — литературными, главным образом с немецкого. В литературе встречается выражение «стиль державинской эпохи». Своеобразие ей, безусловно, придавал сам Державин. Для его стиля было характерно дифференцированное употребление форм высокого и среднего стиля (например, «ея» — «ее», «лицем» — «лицом», «душей» — «душой»), характерные лексические, орфоэпические и синтаксические особенности написания, которые отличали литературный язык эпохи [422] Ионин Г. Н. Принципы и состав издания //Державин Г. Р. Анакреонтические песни. М., 1986. С. 398. .

Оба занимались переводом: Державин — литературным, Блудов — дипломатическим. Поэтому понимание ими задач перевода и подходов к нему, представляет интерес. Как показали новейшие исследования, Державин довольно точно следовал оригиналу, досконально воспроизводя его детали. Он тонко чувствовал стиль оригинала. Об этом свидетельствует достижение Державиным поэтизации при переводе Гердера путем организации текста в небольшие, равновеликие синтаксические единицы. Он не ритмизовал прозу, в этом случае, как делал при переводе идиллий Гесснера.

Блудов по долгу службы переводил дипломатические документы с французского языка на русский и с русского на французский язык. Он наслаждался чтением иностранной литературы в подлиннике. Отечественная, а также немецкая литература, посвященная анализу перевода немецких авторов на славянские языки, и в первую очередь русский, в сочетании и материалами «Собрания бумаг Державина» (ОР РНБ, ф. 247), дали основания А. Койтен говорить о том, что гердеровское понимание античности нашло отклик не только у Державина. Не меньший интерес оно представляло и для арзамасцев, полемизировавших в 1810-е гг. с обществом «Беседа любителей русского слова» [423] Койтен А. Державинские переводы из Геснера и Гердера. Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nlo/2002/54/koi.html .

К началу 1980-х гг. в советской науке меняется подход к рассмотрению «принципиальной качественной новизны» взглядов И. Г. Гердера, происходит отход от его противопоставления мыслителям Просвещения. Н. А. Жирмунская обратила внимание на то, что в историческом мышлении Гердера, действительно «со всей очевидностью выступает преодоление существенных сторон просветительской философии истории, преодоление ее ограниченности и механистичности, прежде всего прямолинейного истолкования идеи прогресса. Но при всем том Гердер сохраняет ряд важных моментов, характерных именно для просветительского подхода к истории. В новейшей литературе о Гердере подчеркивается эта связь его с Просвещением» [424] Жирмунская Н. А. Историко-философская концепция И. Г. Гердера и историзм Просвещения / XVIII век. Вып. 13. Проблемы историзма в русской литературе. Конец XVIII — начало XIX в. — Л., 1981. С. 91. . И в то же время Гердер считается бесспорным предшественником великих мыслителей следующего поколения — Гегеля и В. Гумбольта [425] Там же. .