Валерий Байдин - Древнерусское предхристианство

Восемь важнейших церковных празднеств – Рождество Христово, Сретение, Благовещение, день св. Николая (9 мая, со смещением на одну девятину позже срока), Рождество св. Иоанна Крестителя, Преображение, дни памяти св. Фёклы и св. Димитрия Мироточивого (со смещением) – были соединены с основными вехами солнца, чтобы символически «затмить» его тварный свет. Расположение в годовом круге остальных праздников и дней поминовения святых подчинялось не столько строгим историческим обоснованиям (иногда их не имелось вовсе), сколько соображениями удобства в счёте и запоминании дат. Число дней, которые их соединяли, содержало запоминающуюся календарную и религиозную символику.

«Крестовую» цепочку образовывали праздник Крещения (6 января), через 60 дней после которого следовал день Обретения св. Креста Царицей Еленой (6 марта), ещё через 60 дней отмечали Знамение на небе Креста Господня (7 мая), на 90-й день после этого наступал праздник Происхождения Креста Господня (1 августа), еще через 45 дней чествовали Воздвижение Креста (14 сентября), от которого до Крещения проходило 12 девятин (108 дней).

В особую последовательность соединялись Иоанновы праздники: через 50 дней после Крещения (6 января) отмечали 1-е и 2-е обретение главы св. Иоанна Крестителя (24 февраля), спустя 90 дней следовало 3-е обретение главы св. Иоанна Крестителя (25 мая), на 30 дней от него отстоял праздник Рождества св. Иоанна Крестителя (24 июня), после которого до праздника Зачатия св. Иоанна Крестителя (23 сентября) проходило тринадцать седмиц (91 день).

Внутренне связаны были Богородичные торжества. Между праздниками Положения Ризы Богородицы во Влахерне (2 июля) и Положения Честного Пояса Богородицы (31 августа) проходили 60 дней, далее до Покрова Богородицы (1 октября) ещё 30 дней, на 50 дней отстояло от него Введение Богородицы во Храм, после которого через 33 дня следовало Рождество. Последний временной срок знаменовал 33 ступени лестницы духовного восхождения, приведшей Богородицу от посвящения (Введения во Храм) к Рождеству Христову.

На 33 седмицы отстояли дни памяти св. Егория-вешнего (23 апреля) и св. Егория-осеннего (26 ноября), а также св. Параскевы-вешней (20 марта) и св. Параскевы-осенней (28 октября), на 30 седмиц – св. Николы-вешнего (9 мая) и св. Николы-зимнего (6 декабря). Ровно полгода разделяли дни памяти св. Спиридона-солноворота (10 июня) и св. Спиридона-солнцеворота (12 декабря). [257]

Большинство проторусских и прарусских календарных обрядов зародилось в период с середины II тысячелетия до н. э. до начала I тысячелетия н. э. В недрах древнерусского предхристианства на протяжении IV–X веков сложилось его важнейшее достояние – солнечный календарь, во многом определивший особенности всей русской культуры [258]. Солнечное коло сохранило следы хтонических, наложившихся друг на друга трёхчастного и пятичастного годовых кругов. На этой основе возник народно-церковный календарь, который вобрал в себя и дохристианские, и православные праздники. Старинный крестьянский обычай в такие дни сходиться поочерёдно в разные сёла на «гостьбу», «на веселие» сохранялся в течение столетий в так называемых «съезжих» торжествах. [259] Их годовой круг начинала Масленица. С глубокой древности предки русов, как и большинство древних народов Евразии, отмечали начало «нового года» в дни весеннего равноденствия. [260]

Масленицу на Руси называли по-разному: Маслена, Масляна, Масляница, Масница, Комоедицы, Зимобор, болгары именовали её Маслосвяты и Новосвяты, западные славяне – Zapusty и Masopust. Русская Церковь утвердила за Масленицей, предварявшей Великий пост, двойное название «Сырная седмица» и «Неделя о Страшном Суде». Её наступление падало на период с понедельника 26 января до воскресенья 7 марта и опережало весеннее равноденствие на срок от двух недель до сорока дней. Православное празднование Масленицы начиналось в навечерие Родительской субботы с поминовения умерших и завершались в конце следующей недели вечерней службой Прощеного воскресения в канун Великого Поста.

До 1492 года на Руси началом нового года считали Благовещения (25 марта), и для этого имелись основания. В «Слове о житии и учении святого Стефана» (Пермского), написанном Епифанием Премудрым на рубеже XIV–XV веков, утверждалось: «Марта бо месяца /…/ вся тварь Богом сотворена бысть от небытия в бытие, марта же месяца в 21 (25) день и первозванный человек, родоначальник Адам, рукою Божиею создан бысть». [261]Соединение 21 и 25 марта просвещённым писателем, другом Андрея Рублёва, вовсе не являлось ошибкой. Оно сближало по смыслу дохристианский солнечный «новый год» и важнейший православный праздник. Желание примирить веру предков и «греческую веру» восходило к предхристианским временам и было глубоко присуще русскому народу.

От древней эпохи сохранились «новогодние» масленичные обряды, о которых писал М.Элиаде: перенесённые на Благовещение обычаи сжигать соломенные постели, старую обувь, разводить перед домами костры и прыгать через них, окуривать жилища, семьи и скот. В этот день переставали топить избы и уходили спать в «холодные клети». Считалось, что на Благовещение «солнце играет», так же как на Пасху, Купалу и Рождество. О «новогоднем» значении Масленицы говорит перенесение на неё некоторых обрядов Коляды – зимнего новолетия, которое после Петра I стали соединять с гражданским Новым годом. И.П. Сахаров отмечал в начале XIX века, что в Ярославле на Масленицу «с четверга начинают колядовщики петь Коляду». [262] В русской Масленице сохранились архаичные обряды, восходящие к индоевропейской культурной общности, однако в Средние века смысл этого празднества был почти забыт.

Начинали Масленицу ночные таинства приготовления священной пищи. Самые уважаемые женщины села собирались для доения молока от особых, заранее отобранных и откормленных коров. Из него, непременно у реки, колодца или озера, при свете месяца тайком готовили опару для блинов. [263]Каждое последующее действо было также преисполнено символического смысла. Их названия восходят к глубинам русского языка и содержат множество индоевропейских соответствий.

Слово молоко в этом ряду едва ли не первое по значимости. Оно родственно с древнегреческим μέλκιον «молоко», латинским melca «кислое молоко», немецким milch и английским milk – «молоко». Прямые связи существуют между древнерусскими глаголами молсти́ти «бить масло», млѣсти́ «доить молоко» и молéти «взбивать молоко пестом-мутовкой, превращая в масло». Первоначальным значением близкого к ним слова моли́ти также являлось «доить»: молитва и доение обозначали одно и то же действие. Молить в обрядах Масленицы значило «лить молоко», «доить с молитвой», «возливать молоко в жертву». [264]Родство древнерусских молити и молчати указывает на молчание, как на «чаяние молока» – древнейшую безмолвную молитву во время обрядового доения коровы. Близость слов молчание и молочай объяснима зрительным образом: ожиданием, когда на сломе его стебля выступит млечный сок. Сходные значения сохранил древнегреческий язык: ἀμέλγω «время доения» (в переносном значении «наивысшая точка» чего-либо) и αμολγώ «безмолвие», с ним в родстве название волшебного растения μώλυ «мóли» с молочно-белым цветком, которое в «Одиссее» Гермес находит для Одиссея.