Валерий Байдин - Древнерусское предхристианство

О.Н. Трубачёв замечал: «Примат древности должен быть признан за молчаливым почитанием божеств, уклончивым (табуизированным) их упоминанием, в конечном счете – отсутствием даже такового, за примитивным культом предков. Именно в этой архаике смыкаются данные славянского и латинского словаря, я имею в виду прежде всего соответствия слав. * gověti и лат. favēre , пара этимологически родственных терминов, первоначально относящихся к обряду набожного молчания и почитания…». [265]Смысловая связь слов молити и доити объясняет суть таинства: корову молитвенно просили дать молоко. В прямом родстве находятся глаголы дои́ти «кормить грудью, сосать, доить» и да́ти «дать, отдать», на древнерусском отдои́ти.

Вероятно, следующим действием после доения являлось жертвенное возлияние молока в огонь. Этот обычай глубочайшим образом укоренился в религиозном сознании. «Молитву пролию ко Господу» – до сих пор поют в православных храмах, не задумываясь о том, что некогда церковным поэтом слезы молящегося были уподоблены духовному молоку, питающему душу. Затем женщины осторожно выливали надоенное молоко в большую круглую лохань. Она воспринималась подобием небесного, многократно упоминаемого в былинах Окиян-моря. Околоземный Океан древние русы и эллины считали «молочным» (греческое γαλαϰτιϰóς ). Слово лохань находится в родстве с диалектным лосá («солнечный плёс на водной глади»), древнеиндийским locá «свет, мир» и латинским locus «озеро, место, стоячая вода». В ходе таинства молоко отождествлялось со светоподобным «небесным млеком», растекавшимся по ночному небу «дорогой, ведущей в ирий ». Русы уподобляли его небесному свету, называли мироздание «белым светом».

Следующее действо состояло в па́хтании молока – взбивании до получения маслянистой пены, из которой возникало первовещество мира. Для этого использовали деревянную мутовку (от мути́ть «мешать, трясти») или лопатку. Родство этого слова с древнерусским лапа и литовским lópa «лапа медведя» отсылает к архаическому культу медведицы, следы представлений о её незримом участии в масленичных обрядах сохранялись до начала XX века.

В Махабхарате описано пахтание богами «молочного океана», из которого поочерёдно появляются месяц, «корова желаний», красавицы, рождённые из влаги, и различные сокровища. Согласно древнегреческим мифам, из белой морской пены родилась Афродита, богиня любви и плодородия, имя которой происходит от слова ἀφρóς « пена». Столь же величественная мистерия происходила в ходе древнерусских масленичных обрядов. Все «молочные» таинства пронизывала символика творения мира и зачатия жизни. Полученные сливки выливали в маслобойку – узкую деревянную ступу (праславянское * stǫpa ) с крышкой, имеющей посередине отверстие. Затем длинным пестом , имевшим на конце утолщение, а в более поздние времена кружок или крест, сливки пахтали до получения масла. Глагол пахтати соотносился с пахáти «пахать, веять, опахивать», словами пах и пéхтать «пихать». Пахтая, пестуя молоко, женщины словно младенца «вынянчивали» в нём сливки, затем в сливках – масло, после чего готовили творог, иначе называемый сыр . Глаголы пéстать «пихать, толочь» и пестовать «нянчить, воспитывать» связывались с зачатием детей, об этом говорит родство древнерусского пѣстъ с литовским piestà «ступа», а глагола пихать с латинским pinso «толочь» и литовским pìsti «совокупляться». [266]В южнорусский свадебный обряд входил обычай «толчения воды в ступе» родственницами молодых, что должно было способствовать зачатию ребёнка. От основы * pest– происходили названия мужского и женского естества, а также народная метафора «пестик-тычинка».

Лохань (обод из древесных веток или корней). XIX в.

Кадь и мутовка с крестовидным наконечником. Конец ХIХ в.

Женщины с пестами, толкущие в ступе. Южная Россия. Фотография. Конец XIX в.

Маслобойка (обод из древесных веток или корней) и мутовка. XIX в.

Проторусы унаследовали архаические представления о сотворении мира – «белого света» – из небесного молока. Они объясняют столь широкое распространение среди индоевропейцев молочной обрядности, молочной пищи и почитания коровы. Эллины называли поток мирового первовещества Галактикой, предки русов – Молочной рекой. Древнеиндийские боги, согласно ведическим сказаниям, собирались на вершине горы Меру и пахтали молочный океан для получения суры – напитка вечной молодости. Прарусы в новолетие, вкушали изготовленные женщинами молодильные яства. О возрождающих свойства молока говорилось в русских сказках «Три царства», «Жар-птица», «Василиса Премудрая» и ряде других. После купания в молоке, герой становился моложе и краше, а в некоторых случаях воскресал – «возвращался из царства мёртвых». [267]На Масленицу все, от мала до велика, подобно новорожденным питались молочной пищей. Эти дни удивительно перекликались с библейскими описаниями блаженной жизни в обетованной «земле кипящей млекомъ и медомъ» (Исх. 3:8,17). [268]Былинно-сказочные «молочные реки – кисельные берега» брали исток в небесах и орошали пиршество весеннего новолетия.

Масленица являлась праздником зачатия жизни – новорожденных, кормящих матерей и животворного молока. В древнейшие времена в масленичную девятину появлялось новое поколение детей, по обычаю зачинаемых не ранее купальских празднеств. Рожениц и их младенцев чествовала вся община, хотя на людях они не появлялись до конца сорокадневного березолола, времени очищения и сугубых оберегов.

По представлениям прарусов, из молока возникал «молодой», новорожденный мир. Слово молодой понимали как «доящий (сосущий) молоко» и, опосредованно, «данный молоком», «рождённый из молока». В некоторых говорах молодых парней называли молойцы. [269]Если учесть чередование доить/дитя , то вторая основа слова молоденец «младенец» оказывается в родстве с древнеиндийскими dhei «кормить грудью», dhḗnā «молочная корова» и авестийским daēnu «женщина».