Валерий Байдин - Древнерусское предхристианство

Тшинецкая культура. Конец II тыс. до н. э.

Протославянский жреческий жезл с пламевидными знаками на рукояти, на его навершии в перевёрнутом костровидном контуре изображён «крес», наложенный на фаллос – символ «кресения» огня и зачатия жизни.

Купальские обряды включали в себя очищение, или искупление людей молитвами, огнём костра и водой. Об этом говорит само имя Купало «Искупитель». Восходящий к небу столб искристого дыма возносил мольбы собравшихся людей. От костра зажигали кадильницы с пахучими травами и окуривали детей и больных. Вращая над головой горящие ветки, молодые «освящали» себя – ограждали от злых сил. Залогом брачного союза и прилюдным огненным «обручением» являлись прыжки через костер взявшихся за руки жениха и невесты. Купальский огонь в большей мере, чем вода, искупал от скверны. В честь новобрачных вся община собиралась у костра на свадебный пир с плещаниями «плясками», играми детей и подростков. Молодые вели хоровод с подскоками, хлопками, пересмешками, обережными прыжками через огонь. На Купалу варили кулагу (или киселицу) – ржаную кисло-сладкую кашу с малиной, любимое свадебное угощенье.

Всё, что святогонь «не взял» на небо, – угли от костра и золу (изначальное «золото» русов) – разбрасывали по полям и пашням, освящая землю. В позднейших описаниях празднества Купалы едва угадывается красота и цельность обрядов освящения людей, скота, животных, растений и всех природных стихий. В дни торжествующего солнца не утихал восторг от продолжения жизни и восстановления единства мира. Костёр будто объединял солнце и воздух. Река на сияющих плёсах, при свете негаснущей зари соединяла огонь и воду, превращалась в реку света и тепла, освящала всех, входящих в её течение. А ночью отражала небо, сливалась со звёздной Росью, становилась «рекой небесной», омывающей всю землю. Этим уподоблением объясняется непременная близость купальского действа к реке. По её течению в знак горячей любви и веры отправляли в ирий на венках из берёзовых веток жары «горящие угольки». От купальских таинств исходил древнейший образ духовного горения, очищения души и её устремления к небесному свету. Южнорусское слово гарный («горящий», буквально «сгоревший») до сих пор означает «красивый», «хороший».

М.В. Боскин. Хоровод. 1910-е.

Пускание купальских венков по реке. Картина неизвестного автора. ХIХ в.

По народным поверьям, в купальскую ночь расцветал напоминающий огромные перья папоротник. Это слово происходит от праславянского *paportb «крыло». В темноте искали волшебный цветок папоротника – жар-цвет, свети-цвет или перунов цвет (вероятно, искажённое паренов цвет). Его считали упавшим на землю угольком от «солнечного костра», либо искрой от огненных крыльев вознёсшегося в небеса Парены. В русских диалектах перу́ницей до сих пор называют красную полевую гвоздику.

Народно-поэтическое восприятие солнцевидного огненного Купалы глубже и вернее, нежели научная этимология, которая связывает праславянскую основу *kup- с «перевёрнутым кубком», со словами кубышка и кубоватый «круглообразный, бочкообразный». Имя Купало многозначно, родственно глаголу искупить «омыть, очистить, помиловать». Недостойным в этот праздник требовалось принести жрецу виру «выкуп». [325]Слово купавый означало «чистый, красивый», купавкой называли «кувшинку», или «одолень-траву» (оберег от злых духов), купалочкой – «русалку», купаленкой – «маленький костёр в лесу или поле». В православный обиход вошло слово купель. Старообрядцев, крестившихся непременно полным погружением, в Сибири называли ку́панцы , а на Урале возглас «Купа-вода!» звучал при нырянии молодёжи в воду.

Другое значение имени Купало связано с глаголом купи́ть «приобрести». Купальский обряд сохранил следы архаического «торга» с божеством ради искупления души (с ним родственны слова восторг и торжество). Вероятно, слово купля и его производные возникли в ту пору, когда ещё не существовало меновой торговли, происходили лишь откупы общины от врагов и выкупы соплеменников из плена. Сварог, божественный искупитель, подобно небесному купцу «искупал» людей у сил зла, а купальский огонь очищал от скверны живых и уносил к небу души умерших.

Имя Купало неотделимо и от глагола ку́пить «скоплять, соединять, совокуплять», от латинских copulo «сочетать, связывать, соединять» и copula «связь, узы, брак» и др. [326]В купальскую ночь следили, как в небе Солнце «играет свадьбу» с Луной, рождая огоньки звёзд и сияющую «небесную росу»:

Купальские песни намекали на браки молодых:

Вероятно, ко взаимно связанным женскому и мужскому олицетворениям таинства кресения некогда относились Кострома и Коструба, имена которых восстанавливаются как *Костра-ма(ти) и *Костру-ба(тя). [327]

Известные по этнографическим записям XIX–XX веков «похороны Костромы», скорее всего, восходили к завершению купальских таинств на Великдень. Чучела из травы и зелёных веток с подчёркнутыми признаками пола, говорившими об их порождающей силе, с плачем сжигали в костре или несли к реке, разрывали на части и бросали в воду. Их смерть и последующее кресение свидетельствовали о конце-начале солнечного круга и наступлении «нового года».

Последующее превращение этого обряда в «развенчивающий» неудивительно. В народных преданиях говорилось о брачных связах Костромы и Купалы, поскольку смысл древнего действия оказался забыт. Со временем оно превратилось в «смеховые похороны» Костромы, забаву для молодёжи, о чём свидетельствуют сопровождавшие их насмешки:

Женщина, изображавшая «жену» Костромы (Кострубы), после таких «похорон» пускалась в пляс со словами: «Поди, душа, прямо в рай, прямо в рай!».