Валерий Байдин - Древнерусское предхристианство

Замечательные примеры сложившегося в русском зодчестве средневекового канона являют Рождественский собор Саввино-Сторожевского монастыря в Звенигороде (1405), Троицкий собор Троице-Сергиевой Лавры (1422); Покровский собор в Суздале (1514), московская церковь Преображения в селе Остров (вторая половина XVI в.). О выдающихся художественных достоинствах деревянной «пламенеющей» архитектуры можно судить по нескольким уцелевшим сооружениям: Вознесенской церкви села Пияла в Карелии (1651), Георгиевской села Вершина Архангельской области (1672), Успенской села Варзуга Мурманской области (1674), Покровской села Анхимово Вологодской области (1708), Преображенской в Кижах (1714).

Светскому средневековому зодчеству были свойственны те же архитектурные образы, за исключением купола. В Коломенском царском дворце (1673, реконструкция) они были сведены в целостный образ обители, хранимой свыше силой огневидных оберегов. Необычайно стойко образ священного костра сохранялся в крестьянской архитектуре. Вплоть до середины XX столетия его изображали на челе (фронтоне) изб под причелинами.

Рождественский собор. Саввино-Сторожевский монастырь. Звенигород. Около 1405 года

Тройной пояс пламевидных закомар, костровидные очертания арки западного портала и золотого купола создают образ пламенеющего храма.

Церковь Преображения. Село Остров.

Москва. Вторая половина XVI в.

Шатёр украшен снизу несколькими ярусами пламевидных закомар, сверху – поясом пламевидных кокошников.

Успенская церковь. Село Варзуга. Мурманская область. 1674 год

Пламевидные закомары с четырёх сторон поднимаются к основанию шатра, увенчанного костровидным куполом.

Покровская церковь. Село Анхимово. Вологодская область. 1708 год

Выразительный образ «храма-костра». Архитектурный объём и устремлённые ввысь пламенеющие формы предстают в замечательном единстве.

Георгиевская церковь. Село Вершина. Архангельская область. 1672 год

Высокое гульбище с повалами создаёт ощущение безвесия храма, парящего над землёй. Лежащие «бочки» с костровидными торцами помещены над крыльцом и притвором в качестве «образов святости» перед входом в храм.

Символика древнерусского предхристианства помогала восприятию византийской метафизики света. В полутьме вечерней службы дрожащие огоньки лампад и свечей казались россыпями звёзд. Утром, мерцая позолотой, церковная чаша плавно, словно солнце, появлялась из алтаря на Великом входе. В храм вели западные, южные и северные входы, а с востока через окно апсиды в него струился утренний свет, знаменуя божественную творящую энергию. Православный храм был осмыслен как новое святилище, в котором совершается ежедневное таинство кресения богоподобного света. Проникая в церковь, он пресуществлялся (менял сущность). Над престолом зримое сияние становилось нетварным, золотом просвечивало через иконостас, заполняло церковь и души верующих. Купольный свод храма оказывался «умным небом», озарённым светом взошедшего солнца – воскресшего Христа. На паперти и лестнице выходящих из храма встречал «свет невечерний», закатный и вместе с тем незаходимый, ибо каждая вечерняя служба становилась прологом утренней литургии, побеждающей тьму. Спускаясь по церковным ступеням, человек погружался в меркнущий, «дольний» мир; восходя к храму, поднимался в мир «горний», шёл навстречу световидному Божеству.

Для приходящих в церковь первая ступенька паперти становилась мысленным началом лестницы духовного восхождения. Высокое гульбище, возводимое вокруг храма на столбах-опорах, а в деревянных церквях на рубленых подклетах с повалами, расширяющимися кверху, казалось невесомым. Искусство средневековых зодчих рождало образ духовного парения над землей и молитвенного «шествия в небесах». Таковы Георгиевская церковь из села Вершина Архангельской области (1672), церкви Рождества Иоанна Предтечи из села Ширково (1697), Преображения (Вознесения) из села Василёво Тверской области (1732), храм Преображения из села Спас-Вежи Костромской области (1713, не сохр.).

В каменной архитектуре ощущение безвесия вызвали и белая, «бесплотная» окраска стен, и высокие, тающие в утреннем мареве или вечернем полумраке храмовые своды, а в позднейшие века – всё более крупные купола, будто висящие в небе. Чувство потери тела во время продолжительных богослужений усиливалось восходящими клубами кадильного дыма и звуками песнопений. Эти духовные воспарения в Средневековье метко называли летасами – полетами ума. Образ взлёта над землёй подчёркивали названия входа в храм. Крыльцо, родственное словам крыло и крыть, иначе именовали паперть «преддверие, передняя», созвучное с папорть «крыло». Слово клирос (от греческого κλῆρος «участок земли») на Руси видоизменили в простонародное крылос , называя так место для поющих, словно закрытое от трапезной крылом ангела.

Светёлка крестьянского дома. Средняя Россия. Середина XX в.

Причелины образуют костровидный образ, в накладной резьбе угловых пилястр воспроизведены знаки «перунов цвет».

На Руси и в Византии существовали сходные художественные традиции, предпочитавшие объему линию и плоскую резьбу. Однако иконное изображение, ограниченное краями доски, плохо сочеталось с пространством древнерусского святилища, раскрытого в беспредельность. Русские по происхождению иконы возникли лишь к концу XI века, на сто лет позднее принятия письменности. К этому времени православие достигло на Руси равновесия между словом, образом и обрядом. Заимствование иконописного искусства сменилось его освоением. Умозрительный образ осмыслялся, становился видимым, мысленный взор предшествовал узору.

Русские изографы благоговейно дополняли иконопись и храмовые украшения древними пламевидными «знаками». Они знаменовали воскресение, святость, «божественное присутствие» и «покровительство». [595]Их обилие в доличной иконописи (поля иконы, «палаты», «горки», облачения святых) объясняется тем, что икону в Средневековье уподобляли особому небесно-земному существу, наделённому божественным духом, и берегли как святыню.