Валерий Байдин - Древнерусское предхристианство

На иконе «Святой Георгий» из новгородского Юрьева монастыря (ок. 1130) золотистые «знаки святости», вписанные друг в друга, усеивают красный плащ святого, словно объятого пламенем мученичества, а косая штриховка «ограждает» его голени. Идеограмма кресильного костра помещена на облачениях архангела Михаила (икона Спасского монастыря в Ярославле, ок. 1300) и архангела Гавриила из деисусного чина кисти Даниила и Андрея Рублева (1408). Процветшие крины в пламевидном кольце и косая решётка осеняют облачения святых на иконе «Святые Борис и Глеб» (втор. пол. XV в.). На иконе «Уверение Фомы» (круг Дионисия, 1500) знаки «божественного присутствия» располагаются на стенах «палат» над фигурами апостолов и вблизи от образа Христа. Узор из таких же знаков образует «священную ограду» вокруг образа Богородицы на иконе «Успение» (ок. 1497). До XV столетия в доличном письме икон и на церковных украшениях встречается множество пламевидных символов. После Раскола они теряют священное значение и со временем превращаются в излюбленные образы светского «русского стиля».

Средневековая иконопись испытывала несомненные предхристианские влияния. На иконе «Огненное восхождение пророка Илии на небо» (XVI в., Псковская школа) библейская огненная колесница, уносящая в вечную жизнь, изображена в снопе «купальского» пламени: святой словно сгорает на священном костре. Вид божественного костра приобретает небесный свод на иконах «Покров», «Успение» и ряде иных. Костровидный сноп неотмирного синего пламени охватывает фигуру Христа, возносящего к небесам душу Богоматери на иконе «Успение Богородицы» (круг Дионисия, кон. XV – нач. XVI вв.).

Образ костра знаменовал мученическое, считавшееся подлинно христианским, исповедание веры и являлся основой нескольких излюбленных на Руси сюжетов. На иконах, украшениях, барельефах владимиросуздальских церквей изображали «Трёх отроков в пещи огненной», неколебимых в вере и потому чудесно хранимых свыше. Иконный образ «Сорок мучеников севастийских» основывался на отрывке из их жития – рассказе о сожженных тираном Лицинием воинах-христианах IV века, чьи кости, брошенные в озеро, «звездами блистали в воде», а души вознеслись в небо. Уже упоминавшийся сюжет с книжным названием «Вознесение Александра Македонского» воспроизводил представления о кресении души в священном костре, восходящие к предхристианству.

Святой Георгий. Икона. Юрьев монастырь. Новгород. Около 1130 года

Костровидные «знаки святости», вписанные друг в друга, усеивают красный плащ святого, словно объятого пламенем мученичества, узор в виде косой решётки «ограждает» его голени.

Архангел Гавриил. Деталь иконы из Праздничного чина. Мастер Даниил, Андрей Рублёв. 1408 год

На красном плаще архангела изображены «знаки святости» в виде «перунова цвета». Двойной «крес» и стилизованный двойной крест в круге знаменуют «поминальную девятину».

Уверение Фомы. Икона. Круг Дионисия. 1500 год

Знаки «божественного присутствия» располагаются на стенах палат – над фигурами апостолов и вблизи от образа Христа.

Огненное восхождение пророка Илии. Икона. Псковская школа. XVI в.

Библейская «огненная колесница» изображена в виде купальского костра.

В многоярусных иконостасах XV–XVI и, особенно, XVII–XVIII веков, сплошь покрытых позолотой, получил зрительную завершенность образ «огненной завесы», отделявшей алтарь от трапезной. Необычайно выразительны высокие иконостасы Архангельского собора Московского Кремля (XVII в.), церкви Ильи Пророка в Спасском монастыре (XVII в., Ярославль), Троицкого собора в Ипатьевском монастыре (XVII в., Кострома), Преображенского собора в Угличе (XVIII в.) и др. [596]Их возведение многократно усиливало символическую связь алтарной преграды и висящей за створками Царских врат катапетасмы (от греч. катапётаора «занавес»), цвет которой менялся вслед за чередой церковных праздников, но чаще всего оставался «светло-огненным»: красным, белым, золотисто-охристым.

На раннесредневековых иконах «Покрова» омофор Богородицы выполнен в виде дуги красного или белого цвета – так же в дохристианские времена русы представляли себе покров небесного божества. Русские иконописцы, в отличие от византийских, уподобляли филактерии на головах апостолов и пророков не ветхозаветным коробочкам-тефилим, а белым или красным яйцам на головах предков, воскресающих со Христом (икона «Воскресение» и др.). Обычай ношения крашеных яиц в головном венке и возлагания их на могилы в знак воскресения души восходил к прарусской архаике. Яйца, окрашенные в цвета жизни (крови, огня), являлись символами кресения душ в Радоницу.

По-своему в иконописи XIV–XVI веков воплощался важнейший сюжет «Воскресение (Сошествие во ад)». На византийских образцах Христос попирает «вереи вечные» в виде разлетевшихся столбов. На русских иконах Спаситель словно возносится над створками разрушенных «врат ада», сложенных в виде креса. Подчёркивая таинство кресения, иконописец поместил их в самый центр композиции «Воскресение – Сошествие во ад» (XIV в.), также представляющей собою косой крест.

Смысловая связь древнерусских слов червь «геенна» и ад «пасть» [597]соответствовала средневековому образу ада в виде подземного змея. Змеиное чрево отождествлялось с потоком пламени, текущем по кругу, [598]и «огненной рекой», выходящей из пасти дракона. Изображение огромного змея на русских иконах и фресках «Страшного суда» являлось перетолкованием дохристианских представлений о мучениях грешников, поглощённых чревом подземного гада. Такое восприятие преисподней разительно отличалось от византийского и католического образа ада, в сердцевине которого помещался Сатана с новорождённым Иудой на руках. [599]

Успение Богородицы. Икона. Дионисий. Около 1500.

Небеса в виде «невещественного костра» над изображениями Христа и Богоматери являют образ Церкви, ограждаемой благодатным огнём веры.

Три отрока в пещи огненной. Фрагмент иконы. Строгановская школа. XVI в.