Игорь Сенченко - Российская империя, Аравия и Персидский залив. Коллекция историй

В обязанность Ш. Ибрагимову вменялось «зорко наблюдать за условиями торговли вообще и русской, в особенности, в пределах вверенного его наблюдению края и соседних с ним земель». И, обстоятельно разобравшись во всем, «представить соображения касательно нашего там сбыта и установления … торговых сношений, служащих … в наш век одним из проводников политического влияния» (13).

В круг обязанностей Ш. Ибрагимова, согласно инструкции, входило также «наблюдение за положением дел в Хиджазе, Йемене, Неджде и во владениях имама маскатского, равно как и других побережных владетелей». В силу того, что «возможности установить с ними непосредственные сношения» у Ш. Ибрагимова не было, посол рекомендовал ему, «пользуясь прибывающими оттуда на поклонение влиятельными лицами», сблизиться с ними во время хаджжа , «приобрести среди них доверие и уважение, и заручиться некоторым влиянием».

Посол указывал Ш. Ибрагимову на необходимость знать, «какую политику преследует в этих краях Англия». Высказывался в том плане, что англичане, подобравшие под себя Египет, стремятся «подчинить своему влиянию и принадлежавшие в прежние времена египетскому халифу Священные места ислама» (14).

Прибыв в Константинополь, и находясь там какое-то время в ожидании парохода на Александрию, Ш. Ибрагимов представил послу в Турции, тайному советнику Александру Ивановичу Нелидову, два рапорта. В одном из них (от 22.04.1891) писал, что «по приезду на место службы в Джидду полагал бы полезным предпринять сейчас же, до наступления времени хаджжа, поездку в Мекку и Та’иф, чтобы познакомиться с мекканским шарифом и генерал-губернатором Хиджаза …». «Явиться к ним, — считал он, следовало бы, — по восточному обычаю, с подарками».

В другом рапорте (от 30.04. 1891) прямо ставил вопрос о том, чтобы иметь в штате консульства, кроме штатного секретаря, еще драгомана и письмоводителя (им стал, как уже упоминалось выше, В. Д. Щеглов). Полагал целесообразным, чтобы из 4 кавасов консульства двое были арабами и двое — русскоподданными (одного киргиза и одного сарда для исполнения обязанностей кавасов просил разрешить ему «приискать в Константинополе и взять с собой в Джидду с обычным жалованием в 4 лиры в месяц») (14*).

« По пути в Джидду, во время пребывания в Александрии, — сообщал Ш. Ибрагимов графу Дмитрию Алексеевичу Капнисту (в депешах от 11 и 12 июня 1891 г.), — я имел случай быть представленным Его Высочеству Египетскому Хедиву», который «лестно высказывался по поводу назначения мусульманина на занимаемый мной пост ». Во время беседы, при обсуждении вопроса о хаджже , хедив заметил, что … «путь в Медину через порт Ямбо [Йанбу] крайне опасен и неудобен по своей продолжительности и отсутствию воды… Наиудобнейший и кратчайший путь в Мекку и Медину идет, по его словам, из Рабуга, что между Джиддой и Ямбо [Йанбу]».

Из Александрии, куда Ш. Ибрагимов прибыл из Константинополя, он отправился через Каир в Суэц, а оттуда — в Джидду (31.05.1891, в 11 часов утра). Судно, на котором передвигался консул, проследовало через Джабаль Эль-Тора (Синай) и Ямбо (Йанбу).

«… После многих страданий в дороге, — докладывал Ш. Ибрагимов, — рано утром, 3 июня, мы прибыли в Джидду, на египетском почтовом пароходе „Миср“, под русским консульским флагом». Издали, «при ярком солнечном освещении, сперва начали обрисовываться вершины невысоких гор и холмов, а затем ясно предстала перед нашими глазами и сама … Джидда с ее голыми песчаными степями и 3–4-хэтажными старыми домами».

По случаю приезда первого русского консула в Джидду, извещал Ш. Ибрагимов, «все пребывающие там иностранные консулы подняли над своими миссиями национальные флаги», и выслали ему на встречу своих кавасов (стражников) (15).

Как только судно бросило якорь, на него явился секретарь консульства Ф. Никитников. Высадившись на берег, мы проследовали в местный карантин, где были встречены «собравшимися русскоподданными, представителем Франции в лице драгомана консульства и кавасами от всех местных представителей европейских держав». Наши подданные приветствовали меня тепло. «По восточному обычаю, они подходили ко мне, подавали обе руки разом и сейчас же гладили себе лицо ладонями — в знак их ко мне уважения».

Вскоре в канцелярию карантина, продолжает Ш. Ибрагимов, явился «присланный от каймакама [ каиммакама , губернатора] комендант Джидды, Селим-ага, с приветствиями по случаю благополучного прибытия к месту службы. …Предложил к моим услугам от имени губернатора присланную им верховую лошадь для дальнейшего следования в город».

После непродолжительной беседы с комендантом, рассказывает Ш. Ибрагимов, он, «в белом, военного покроя мундире» и в белой фуражке, «совершил свой въезд в город, верхом на лошади, мерным шагом, в предшествии кавасов ото всех консульств». Одеты они были в «парадную форму», и в руках держали «медные булавы». … На въезде в город русского консула встречал «почетный караул от местного гарнизона». На протяжении всего пути от карантина до временного помещения для проживания, приготовленного Ш. Ибрагимову русскоподданными, его сопровождали «французский представитель и множество народа». При следовании через базарную, то есть «центральную часть города», торговцы, сидевшие у лавок, и жители, замечает русский консул, приветствовали его «вставанием и прикладыванием руки к голове» (16).

Как следует из депеш Ш. Ибрагимова, он был первым из представителей иностранных дипломатических миссий, аккредитованных в Джидде, кто въехал в город — «беспримерно для всех консулов» — верхом на лошади. «Народ истолковал этот въезд по-своему», пишет он. Породил у местных жителей мнение, что русский царь, «владыка Белой страны», «есть самый старший из всех царей на Земле», и что русский консул «назначен старшим над всеми здешними консулами» (17).

Остановился Ш. Ибрагимов, — «до приискания соответствующего для консульства помещения» — в доме одного бухарца, «предложенного ему от лица всей местной колонии подданных России». В течение дня его посетили «представители от разных общин; были бухарцы, ташкентцы, татары … и др.».

Как только после встреч с ними по городу пробежала молва, что «я собираюсь на поклонение в Мекку, — сообщает Ш. Ибрагимов, — тотчас же ко мне явились человек десять вакилей с предложением записаться в любое национальное общество для путешествия в Мекку. Вакилями называются помощники вожаков, — поясняет Ш. Ибрагимов, — которые делят между собой массу прибывающих пилигримов по национальностям и сопровождают их в Мекку. Пилигримы, занесенные в их списки, находятся в полном их подчинении до окончания хаджжа … ».