Игорь Сенченко - Российская империя, Аравия и Персидский залив. Коллекция историй

«Среди населения Джидды, — извещал Ш. Ибрагимов (22.06.1891), — наибольшим авторитетом пользуется австро-венгерский консул Галимберти [владел крупной торговой фирмой с отделениями во многих городах Хиджаза]. Серьезным отношением к делу в течение продолжительного пребывания в Джидде (живет здесь уже 12 лет) он сумел снискать к себе всеобщее расположение».

Надо сказать, что и Ш. Ибрагимов успел кое-чего добиться. Близко сошелся он и с колонией подданных России, которые проживали в то время в Аравии. По их просьбе Ш. Ибрагимов поставил перед Санкт-Петербургом вопрос об открытии в Джидде русской школы. Желание отдать на обучение в нее своих детей, сообщал он, высказывали и многие местные торговцы, намеревавшиеся развивать коммерческие связи с Россией (23*).

10 июля 1891 г. жизнь Ш. Ибрагимова трагически оборвалась. Обстоятельства его смерти описал в статье «Мекка — Священный город мусульман» Шакираджан Ишаев, служивший нештатным драгоманом (переводчиком) в российском консульстве в Джидде. До командировки туда Ш. Ишаев числился «вольнонаемным переводчиком Ташкентской городской Думы». Согласно сведениям, полученным Азиатским департаментом МИД Российской империи от управляющего канцелярией генерал-губернатора Туркестана (01.08.1894), «Шакирджан Ишаев, татарин, отличался усердием к службе; многие восточные языки знал в совершенстве; обладал достаточными навыками письменного и словесного перевода, чем составил себе репутацию одного из лучших переводчиков в Ташкенте». Известно, что во время службы в Джидде он совершил паломничество в Мекку (в 1895 г., в сопровождении одного из кавасов консульства). Расходы по этой поездке были отнесены, к слову, «на счет чрезвычайных по службе издержек консульства».

Следует отметить, что на должность нештатного драгомана консульства в Джидде претендовало еще два человека. Управляющий канцелярией туркестанского генерал-губернатора рекомендовал начальнику Первого департамента МИД графу Дмитрию Алексеевичу Капнисту, наряду с Ш. Ишаевым, Уразбая Кичкенбаева, занимавшего «штатную должность письменного переводчика канцелярии начальника г. Ташкента», а губернатор Баку — «переводчика своей канцелярии, Гаджи-Кули Рагимова». Урузбай Кичкенбаев «по окончании наук в Туркестанской учительской семинарии поступил на штатную должность переводчика канцелярии градоначальника Ташкента; хорошо владел персидским и тюркским языками. Свободное от службы время употреблял на изучение восточных авторов и собирание памятников народного эпоса, былин, преданий и сказаний», но состоял под судом. Переводчик Гаджи-Кули Рагимов, «поступив в 1891 г. на службу в канцелярию Бакинского губернатора, отличался надлежащим развитием, сметливостью и служебным тактом. Владел татарским и персидским языками». Однако согласен был принять должность драгомана консульства в Джидде только в том случае, если «она будет штатной и не ниже IX класса», то есть соответствующей той должности, которую он тогда занимал (24).

Вопрос о нештатном переводчике являлся для консульства чрезвычайно важным. Отсюда — и то внимание к нему со стороны посола в Константинополе, курировавшего в то время деятельность консульства в Джидде. Разделяя мнение консульства о том, что нештатным драгоманом должен быть русскоподданный, он в письме графу Д. А. Капнисту отмечал, что смысл такого пожелания состоит в том, что «нештатный драгоман — это главный поставщик всяких сведений, а также посредник, — как он его называет, — между консулом и местными властями… Для пользы дела, — резюмировал А. Нелидов, — полагал бы необходимым иметь драгоманом русскоподданного мусульманина, с ежемесячным жалованием до 15 турецких лир, сверх казенных подарков на сумму до 10 лир в год» (25).

Граф Д. А. Капнист в письме на имя начальника канцелярии генерал-губернатора Ташкента информировал его о том, что «посольство в Константинополе остановило свой выбор для занятия должности вольнонаемного драгомана консульства в Джидде на Ишаеве. Предложите ему, — уведомлял он, — в самом непродолжительном времени отправиться к новому месту служения и выдайте ему на путевые расходы 500 рублей кредитными, каковые будут возвращены канцелярии через Ташкентскую Казенную Палату» (25*).

Надо сказать, что проработал Ш. Ишаев в Джидде недолго. 21 июня 1895 г., совершив паломничество в Мекку и Медину, подал рапорт управляющему консульством Ф. Никитникову «на разрешение вернуться к месту прежнего служения, ввиду крайне неблагоприятных климатических условий в Джидде, уже отозвавшихся на здоровье и его самого, и всего его семейства».

В донесении графу Д. А. Капнисту посол в Константинополе А. И. Нелидов докладывал, что «кровавое избиение» консулов в Джидде, а также волнения и погромы в Мекке, Медине и Джидде (обо всем этом будет рассказано ниже) произвели на Ишаева глубокое впечатление. «В постоянном страхе за жизнь своих детей и жены, и без того уже страдающей от местного климата», он дошел до нервного срыва; «почти совершенно потерял сон, и не может надлежаще исполнять свои обязанности». С учетом сказанного, информировал А. Нелидов, он разрешил Ш. Ишаеву вернуться на родину. Не преминул указать при этом, что перед отъездом из Джидды Ш. Ишаев «представил подробный и в высшей степени интересный отчет о совершенном им весной [1895 г.] хадже [ хаджже ]» (26).

Когда Ш. Ибрагимов был в Мекке, рассказывает Ш. Ишаев, там вспыхнула эпидемия холеры. Прервав паломничество, и оставив жену в Мекке, Ш. Ибрагимов с «двумя джигитами-слугами» срочно выехал в Джидду, дабы предпринять меры по защите прибывающих в Джидду паломников из России. С ним отправился еще «какой-то врач египетской службы». При выезде из Мекки «все были здоровы», и двигались в Джидду вместе с караваном. В первой же кофейне, располагавшейся на пути, остановились отдохнуть; «пили кофе, чай, закусывали». Передохнув, двинулись дальше. «Не проехав и несколько сот сажен», Ш. Ибрагимов вдруг почувствовал себя плохо. «С ним сделалось расстройство желудка, и случился сильный кровавый понос». Слуги сняли Ш. Ибрагимова с седла и положили на землю. «Врач начал растирать его и предложил какое-то лекарство, но больной решительно отказался». Ибрагимова уложили в тахтарван (специальные носилки, крепящиеся к верховым животным) и двинулись дальше. Спустя какое-то время врач приказал одному из слуг осмотреть Ш. Ибрагимова и непременно «ощупать его тело». Сделав это, слуга сказал, что «тело больного уже похолодело». Врач тут же сорвался с места и ускакал, бросив на ходу, что будет ожидать их в следующей кофейне; и с тех пор его больше никто не видел. Консул скончался, «не доезжая до стации Хадда». Тело его доставили в Джидду, где и захоронили (26*). На могиле Ибрагимова поставили камень с надписью на русском и арабском языках (сделал это, кстати, его преемник, консул Александр Дмитриевич Левитский).