Игорь Сенченко - Российская империя, Аравия и Персидский залив. Коллекция историй

«В порту Дебай [Дубай], на „Пиратском побережье“ Аравийского полуострова, напротив Линге, — говорится в ней, — произошла перестрелка между местными жителями и английским десантом, высаженным для преследования тайной торговли оружием». Десант потерял 5 человек убитыми и 9 ранеными; арабы — 40 человек.

Благодаря усилиям местного шейха, тому «покровительству, что он оказывает торговле, в маленький порт Дебай [Дубай] стала переходить часть торговли из Линге». Введение в персидском Линге «правильной таможни под управлением бельгийцев» обернулось для персов тем, что туда же, в Дубай «перебралась, как оказалось, и часть торговли огнестрельным оружием, стесненной на мекранском побережье действиями крейсирующей вдоль него британской эскадры». Оружие, предназначенное для переброски в Южную Персию, идет теперь транзитом через Дубай. Перегружается в тамошнем порту на быстроходные маневренные парусники, и переправляется на побережье Персии. Оружейные поставки «за один только 1908–1909 финансовый год, и только племенам на северо-западной границе Индии, составили 85 820 ружей» (5).

Крупной статьей коммерции Прибрежной Аравии прошлого, в том числе и земель Эш-Шамал, входящих сегодня в состав ОАЭ, была, как явствует из донесений российских дипломатов, работорговля. О формах и методах ее ведения докладывал в январе 1892 г., в специальном отчете «О работорговле на побережье», генеральный консул Российской империи в Багдаде Петр Егорович Панафидина послу в Константинополе Александру Ивановичу Нелидову.

Английский агент, извещал П. Панафидин, информировал его об имевшей место «попытке провезти 25 рабов на французском пароходе из Адена в Карачи». Отметил, что «крупной перевозкой невольников» занимались оманские суда, которые, «прикрываясь французским флагом и патентами», ускользали от досмотров и «производили торговлю беспрепятственно». Участвовали в доставке рабов и судовладельцы из земель Эш-Шамал.

«Образ действий самих англичан в том, что касается торга невольниками в этих краях», отмечал П. Панафидин, несмотря на их громкие заявления о борьбе с работорговлей, вызывает, однако, много вопросов. «Все их мероприятия ограничиваются только осмотром судов, вызывающих подозрение». Из рабства «освобождаются ежегодно лишь по нескольку человек». И те «в большинстве случаев разбираются семейными англичанами, находящимися на англо-индийской службе, под предлогом обращения их в христианство». Даже «британские агенты в Маскате, Бассоре, Багдаде и других местах не стесняются иметь прислугу из таких, с позволения сказать, „освобожденных“ невольников».

Отстаивая за собой (под благовидным предлогом борьбы с работорговлей) право на досмотр в Персидском заливе судов прибрежных арабов, и, желая добиться аналогичного права на досмотр судов под французским флагом, Великобритания, пишет П. Панафидин, в то же самое время «игнорирует факт наличия крупных невольничьих рынков на обоих побережьях Персидского залива, в местах где функционируют их политические агентства». Известно, что «главным невольничьим рынком служит Маскат». Торговля рабами проходит там «на глазах английского резидента». Открыто продают рабов на рынках Мекки и Джидды, Басры и Багдада, Ра’с-эль-Хаймы и Шарджи, «где мусульманину без затруднений всегда можно приобрести невольника или невольницу за сходную цену». Достойным упоминания представляется тот факт, замечает консул, что «в Багдаде, желая освободиться, невольники всего чаще прибегают к покровительству российского или французского консульств». Мне самому, заключает П. Панафидин, «выпало на долю» участие в освобождении трех рабов. «…Мероприятия англичан по уничтожению торга невольниками в этих краях носят больше показной характер» (6).

Отзываясь о бедуинах земель Эш-Шамал, будь то Абу-Даби, Шарджи или Ра’с-эль-Хаймы, русские путешественники и дипломаты, обращали внимание на такую, «общую для всех них черту характера», как «благородное сочетание решимости и мужества, чувства собственного достоинства и гордости за свой род и племя». Правилом их повседневной жизни было строгое следование обычаям, традициям и заветам предков. Самым драгоценным в ней они считали свободу. Превыше всего ставили честь — семьи, рода и племени.

Первые официальные контакты России с Маскатом можно датировать 90-ми годами XIX столетия. Информационно-справочные материалы об этом уголке Аравии, подготовленные русскими консулами в Бендер-Бушире, Багдаде и Басре (1), позволяют проследить хронологию событий, разворачивавшихся в султанате Оман в конце XIX— начале XX столетий, связанных с действиями Англии по подчинению Маската короне Британской империи. Дают возможность рассказать о некоторых малоизвестных страницах колонизаторской деятельности Англии в Нижней Аравии в целом, как именовали южные земли полуострова сами аравийцы.

Используя широкую сеть соглядатаев, писал в «Рассказах о земле Аравийской» (1898) П. Деполович, Англия, утвердившись в Маскате и Адене (1839), внимательно следила за всем, что делалось на полуострове, чтобы «захватить, а где и удержать уже захваченную торговлю» (2). В делах Омана «путалась давно»; и страстно желала подмять под себя всю Аравию.

«Маскат, — рассказывал русский консул в Багдаде П. Панафидин в заметках о посещении им портов Аравийского и Персидского побережий Персидского залива, — это столица Оманского султаната, владения которого занимают прибрежную полосу Аравийского полуострова от бухты Мирбат в Индийском океане до Катарской бухты».

Действуя жестко и целеустремленно, «англичане, мало-помалу, подчинили владения эти своему политическому влиянию; и в настоящее время султан Омана является покорным вассалом Англии.

Подчинение это совершалось медленно, но последовательно, как и большинство „мирных“ завоеваний англичан на Востоке».

В первой четверти настоящего столетия (XIX) Ост-Индская компания отправила в те земли небольшой отряд — для пресечения пиратства. «Отряд этот был перебит оманцами, что и побудило англичан снарядить вторую экспедицию, в 3000 человек, довершившую дело усмирения оманцев».

С 50-х годов нынешнего столетия (XIX) «английское правительство стало уже назначать в Маскат, столицу Омана, своего резидента, возведя на престол Омана сейида Турки, получившего воспитание в Индии. Султан этот скончался в мае минувшего года [речь идет о Саййиде Турки бен Са’иде, султане Омана и Маската в 1871–1888 гг.]» (3).

По порядку престолонаследия, существовавшему тогда в Омане, повествует П. Панафидин, «власть должна была перейти к брату покойного, Джамаль ад-Дину, человеку, как говорят, энергичному» и влиятельному среди арабов. Но это никак не устраивало британцев; и «под их давлением на престол возвели второго по старшинству сына сейида Турки, сейида Файзула бен Турки, молодого человека 21 года, не обученного даже грамоте [речь идет о Саййиде Файсале бен Турки, правившим Маскатом и Оманом с 1888 по 1913 гг.]». Джамаль ад-Дин считал себя законным наследником, и потому «собрал арабов и поднял восстание».