Джонатан Шепард - Начало Руси. 750–1200

Это единственная статья Пространной редакции «Русской Правды», прямо приписываемая Мономаху, но она является элементом более широкой картины. Если написанная в XI в. Краткая редакция «Русской Правды» в основном рассматривала дела о физическом увечье и о защите людей князя, то статьи XII в., содержащиеся в Пространной редакции, говорят о растущей озабоченности властей порядком разрешения денежных и имущественных споров. Целая группа статей касается размеров процента и долговой процедуры в целом. [642] Русская Правда. Пространная редакция. Ст. 47–48, 50–53, 55 // ЗДР. С. 67–68; Kaiser D. Н . The Laws of Rus' P. 25–26. Например, статья 52, которую иногда приписывают Святополку, предусматривает, что при договоренности о долге на сумму ниже трех гривен достаточно клятвы, но долг на более крупную сумму требует договора при свидетеле. В статье 55 оговаривается порядок предъявления претензий на имущество разорившегося должника: первенство принадлежало иногородним и иноземным купцам, а остаток (в том числе деньги, вырученные от продажи в рабство самого должника) разделялся между местными кредиторами, за вычетом всего того, что причиталось князю. Другая группа статей касается наследования. Довольно большой раздел посвящен долговому рабству. Опасности, грозящие человеку, оказавшемуся в финансовой зависимости, отражены в комплексе установлений относительно обращения с закупами — наемными или долговыми работниками. В отличие от раба, закуп мог призываться в свидетели в тяжбах («в мале тяже, по нужи»), закупу полагалось такое же возмещение, как свободному человеку, если хозяин побьет его «не смысля пьян, а без вины» (но не в том случае, когда «господин бьет закупа про дело»). Надо полагать, что на практике было непросто провести здесь различие. Одним словом, кредитору было не в пример лучше, чем должнику.

Каков же был социальный фон мятежа 1113 г.? «Повесть временных лет» называет обиженных горожан просто «киянами». В «Сказании о Борисе и Глебе» заметен несколько иной оттенок: просьбу к Мономаху поддержали «вси людие», но возглавляли их «нарочитии мужи». Современные историки выбирают те варианты, которые им нравятся: некоторые считают, что Мономах держал сторону старой знати против новоявленных спекулянтов Святополка, другие видят в нем народного избранника, защитника угнетенных от новых эксплуататоров, третьи находят здесь признаки выделения общественных классов. [643] См., например: Греков Б. Д. Киевская Русь. 4-е изд. М.; Л., 1944. С. 296–298; Vernadsky G. Kievan Russia. New Haven, 1948. P. 93–94; Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. Л., 1988. С. 50–60; ср. Рынка В. М . Про характер социальних конфликтив Кшвськт Руси // УІЖ. 1993. Ns 2–3. С. 28–36. Однако в более широком смысле и Святополк, и Мономах, а до них и Всеволод в своей деятельности отразили лишь разные аспекты единого процесса, а именно, приспособления князя и города к развивающейся экономике. Смысл их деятельности состоял в том, чтобы сделать разнообразнее и обширнее участие князя в экономической жизни города — в виде прямого сотрудничества, налогообложения, регулирования сделок или арбитража. Этот процесс продолжался в течение всего XII в. и нашел отражение, хотя и неполное, в статьях Пространной редакции «Русской Правды». Она в целом более подробно разработана, чем Краткая редакция «Русской Правды», и охватывает более широкий набор возможных конфликтов в более широком социальном спектре. Ведь то, что хорошо для одних, плохо для других. Такова была оборотная сторона экономического роста.

Как в отношениях с родичами, так и в отношениях с городом князю приходилось проявлять гибкость, чтобы не отстать от жизни, и импровизировать, чтобы сохранить неустойчивое равновесие. Но как в отношениях внутри династии, так и во взаимоотношениях с городом импровизация преподносилась как факт обычного права. Всякий нерядовой эпизод стремились объяснить в рамках традиционного и неизменного.

Прежде всего, светская социальная иерархия города могла приспособиться к переменам, не меняя в корне своего характера. Основной экономической и социальной единицей оставался двор — семейная усадьба, достаточно обширная, чтобы выращивать на ней самые необходимые продукты, на которой, кроме того, нередко размещались ремесленные мастерские. Несмотря на развитие общественных рынков и на признаки растущей зажиточности Подола первичные производители и накопители нового богатства не выработали прочных форм внутренней организации. В некоторых видах торговли и ремесла, вероятно, складывались объединения в рамках улицы или конца, но данных о существовании ремесленных цехов в сущности нет. [644] См.: Толочко П. П. Древнерусский феодальный город. С. 117–118. Ремесленники и ремесленницы упомянуты в Пространной редакции «Русской Правды», но лишь в числе княжеских слуг; убийца принадлежащего князю ремесленника или ремесленницы должен был заплатить 12 гривен — несколько больше, чем за молодую рабу (6 гривен), но куда меньше, чем за отрока (40 гривен). [645] Русская Правда. Пространная редакция. Ст. 15 // ЗДР. С. 65; Kaiser D. Н . The Laws of Rus'. P. 21. Приезжие купцы и чужеземные общины всегда стояли особняком и, возможно, жили в особых кварталах (этим объясняется, почему евреев легко было сделать объектом гнева разъяренных киевлян в 1113 г.). [646] См., например: Успенский сборник. Л. 57а.3–23; Hollingsworth . The Hagiography. P. 81 (обличение Феодосием евреев, как свидетельство его рвения); ПСРЛ. T. 2. Стб. 288 (об имуществе евреев, погибшем при пожаре 1124 г.). Что касается местных купцов, то хотя они часто вели дела совместно, причем некоторые их объединения присваивали себе общую торговую марку и даже имели собственные церкви, нет ясных указаний, что успешное сотрудничество переросло в формальную корпорацию. [647] О киевских «гречниках» и «залозниках» см. ниже.

Терминология, отражающая социальную стратификацию города, мало менялась: бояре (иногда «большие» и «меньшие»), свободные люди — «мужи», горожане — «люди градские», иногда также простой народ — «простая чадь», наемные и контрактные работники — «закупы», «рядовичи», рабы — «холопы». [648] Точный смысл терминов, конечно, является предметом споров. См., например: Vernadsky G. Kievan Russia. Р. 131–157; Фроянов И. Я . Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 118–149. О группах сельского населения см.: Фроянов И. Я . Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974. С. 100–158. См. также: Завадская С. В. К вопросу о «старейшинах» в древнерусских источниках XI–XIII вв. // ДГТСССР. 1987 (1989). С. 36–42, где выражение «старейшины градские» понимается как литературный оборот, а не специальный термин. Коллективным голосом города было его вече, собрание свободных горожан. Здесь многие противоречия городской жизни находили открытое выражение. Так, именно с веча, проходившего на торговой площади, киевляне отправились освобождать Всеслава Полоцкого в 1068 г. В научной литературе много спорили о том, кто контролировал вече, было ли оно достаточно представительным или не было, являлось ли оно народным форумом или инструментом в руках элиты, или и тем и другим одновременно. [649] См., например: Греков Б. Д. Киевская Русь. С. 222–236; Фроянов И. Я . Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 150–184; Толочко П. П. Древнерусский феодальный город. С. 170–171. Делать обобщения по поводу функционирования веча трудно и небезопасно. Ранних сведений о нем в источниках очень мало. Кроме сообщений о событиях в Киеве в 1068–1069 и 1113 гг., а также во Владимире Волынском в 1097 г., «Повесть временных лет» упоминает о сборе веча только в полулегендарных рассказах о Белгороде за 997 г. и о Новгороде за 1015 г. Из несколько более частых упоминаний веча в XII в. вытекает, что его состав, процесс работы и функции могли быть разными. Пожалуй, не стоит приписывать вечу в этот ранний период постоянную и официальную «конституционную» роль: вече было родовым термином, обозначающим разные способы выразить общественное мнение горожан, скорее явлением, имевшим место от случая к случаю, чем органом управления. [650] ПВЛ. Т. 1. С. 87, 95, 177, 180. Значение слова в XII в. было столь емким, что его применяли даже для обозначения тайного заговора. См.: ПСРЛ. Т. 2. Стб. 537 (год 6677).