Джонатан Шепард - Начало Руси. 750–1200

Богатые женщины в качестве потребителей и покровителей производства играли далеко не последнюю роль в экономике города. Они способствовали поддержанию спроса на предметы роскоши — украшения, дорогие меха и материи. [691] Пушкарева H. Л. Женщины Древней Руси. С. 155–176. При этом не всегда убранство женщины зависело только от щедрости мужа. В начале XII в. Нежка в берестяной грамоте жалуется брату Завиду: невыносимо, что он так долго тянет с присылкой нарядных подвесок, на изготовление которых она дала золото. [692] НГБ. № 644. Один примечательный киевский документ зафиксировал более основательное вложение денег: жена (или вдова) Всеволода купила «землю Боя ню» за 700 гривен соболей. Мужем, по всей вероятности, покойным, этой покупательницы мог быть или Всеволод Ярославич (чья вторая жена умерла в 1111 г.) или Всеволод Ольгович (ум. в 1146 г.). Данный документ является первым известным нам свидетельством о частной покупке земли. Судя по всему, он считался достаточно важным, так как сохранился не на пергамене, а в виде надписи на стене в храме Св. Софии. [693] Высоцкий С. А. Древнерусские надписи Софии Киевской. Киев, 1966. Вып. 1. № 25. С. 60–71; Franklin S . Literacy and Documentation in Early Medieval Russia. P. 24–25; Никитин А. Л. О купчей на «землю Бояню» // Герменевтика древнерусской литературы. Вып. 5: XI–XIV вв. М., 1992. С. 350–369.

Княгини часто выступали щедрыми покровительницами ремесел и искусств. Нередко в этих делах жены выступали от имени своих мужей, однако жены, как и вдовы, могли выделять деньги самостоятельно. Мать Святополка и жена Изяслава Ярославича, Гертруда, заказала миниатюры для Трирской псалтири. После смерти самого Святополка в 1113 г. его вдова «много раздили богатьстьво монастыремъ, и попомъ, и убогымъ, яко дивитися всѣмъ человекомъ, яко такоя милости никто же можеть створити». [694] ПВЛ. Т. 1. С. 196. Племянница Святополка (дочь его брата Ярополка) и ее муж Глеб (сын Всеслава Полоцкого) вместе пожертвовали 600 гривен серебра и 50 гривен золота в Печерский монастырь. После смерти мужа она завещала Печерскому монастырю — из собственного имения — пять деревень, и сверх того, еще 100 гривен серебра и 50 — золота. В 1161 г. княгиня Евфросиния Полоцкая заказала богатый крест для монастырской церкви, на содержание которой она жертвовала средства. Надпись на кресте подробно повествует о ее щедрости: «А кованье его злото, и серебро, и камѣнье, и женчюгь въ 100 гривнъ, а л[аженье] 40 гривнъ». Менее бескорыстен относящийся к несколько более позднему времени случай, когда овдовевшая Верхуслава, дочь Всеволода Юрьевича Суздальского, предложила, кажется, заплатить «до 1000 сребра», чтобы место епископа получил угодный ей кандидат. [695] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 492–493; см. также ниже, с. 441; Рыбаков Б. А. Русские датированные надписи XI–XIV веков. М., 1964. № 27. С. 32–33. (АСССР САИ. Вып. Е1–44); Киево-Печерский патерик. С. 102; Heppell . The «Paterik». Р. 117. Отметим, что Верхуслава, после смерти мужа, кажется, вернулась в родную семью — в Суздаль.

Сведения о более широком участии женщин в общественной жизни отрывочны, но все-таки интересны. В 1089 г. дочь Всеволода Янка, монахиня, была отправлена в Константинополь, чтобы сопровождать в Киев нового митрополита Иоанна III. В 1097 г. киевляне, совсем как римляне в «Кориолане» Шекспира, просили вдову Всеволода выступить, вместе с митрополитом Николой, посредником перед Владимиром Мономахом с просьбой прекратить раздор со Святополком. [696] ПВЛ. Т. 1. С. 137, 174. См.: ПСРЛ. Т. 2. Стб. 197 — о том, что Янка была монахиней. Она умерла в 1113 г., в один год со Святополком. О каком-то участии женщин в общественной жизни можно сделать вывод на основании того, что сохранилось несколько печатей, гипотетически приписываемых княгиням. [697] Янин В. Л . Актовые печати Древней Руси X–XV вв. М., 1970. Т. 1. № 23, 39, 78, 116, 121а, 226; Пушкарева Н. Л . Женщины Древней Руси. С. 36–37. Что касается власти и влияния знатных женщин в миру, то вспомним письмо на бересте несчастного Жизномира, арестованного княгиней в связи с розыском украденной рабы, или рассказ саги о «королеве» Новгорода. И Янка, и Евфросиния были монахинями. Монахинь-аристократок следует поставить в одном ряду с аристократками-вдовами (которые иногда также становились монахинями) — это были женщины, располагавшие средствами и не имевшие мужа по уважительным причинам. [698] Например, княгиня, принявшая мать Феодосия в монастырь, или княгиня Евпраксия Всеволодовна, постриженная в монахини в 1106 г., или Предслава, умершая в монашестве в 1116 г. (ПВЛ. Т. 1. С. 186, 201).

Было бы странно, если бы, рассказывая о женщинах Руси, мы не упомянули о самой выдающейся из них, так явно не похожей на других — о княгине Ольге, киевской правительнице середины X в., которая сокрушила древлян, путешествовала в Константинополь, перехитрила на переговорах императора и приняла христианство. Ольге уделено много места в «Повести временных лет», и, кроме того, ей посвящен квазижитийный панегирик. И все же Ольга явно служит подтверждением общего правила. Во-первых, ее статус укладывается в норму: она показана властительницей не по собственному праву, а как вдова своего мужа, правящая во время малолетства сына, а ее поступки по отношению к древлянам являются местью за убийство мужа. Во-вторых, большинству рассказов о ней подозрительным образом присущи специально «женские» черты, отличающие их от сходных рассказов о мужчинах. Мал, князь древлян, присылает к Ольге сватов. Та соглашается и велит принести послов в Киев прямо в их ладье. Когда они достигают двора княгини, ладью бросают в яму, где послов Мала погребают заживо. Это первая месть Ольги. Затем она требует новых послов, чтобы они проводили ее к жениху. Когда они прибывают, Ольга предлагает им пойти в баню. Там их запирают, баню поджигают, и послы сгорают. Наконец, Ольга идет в землю древлян, но лишь с тем условием, что до свадьбы с Малом ей позволят устроить поминальный пир по мужу. На пиру древляне напиваются до бесчувствия, и тут люди Ольги набрасываются на них и уничтожают — всего пять тысяч человек [699] ПВЛ. Т. 1. С. 41–42. Была еще и четвертая месть, организованная несколько по другому принципу. .

Все это традиционные сюжеты. Помолвку Ольга облекает в череду загадок, а ключи к разгадке указывают не на свадьбу, а на похороны (погребение ладьи, омовение тела, кремация, погребальный пир). Наказание для неразгадавших ее загадки — смерть, так что древляне напиваются на собственном погребальном пиру. В летописи много других полуэпических рассказов о хитростях и обмане, но нет ни одного рассказа, сходного с этими, так как больше нигде не идет речь о женщине. [700] О восходящем к сагам материале «Повести временных лет» см.: Stender-Petersen Ad . Die Varagersage als Quelle der altrussischen Chronik. Aarhus, 1934. Об Ольге и скандинавской традиции см.: Jesch J. Women in the Viking Age. P. 111–115. Впрочем, в сагах, пожалуй, роли не фиксировались так жестко. См.: Clover С. J. Regardless of Sex: Men, Women and Power in Early Northern Europe // Speculum. 1993. Vol. 68. P. 363–387; cp. похожую на сагу историю Владимира и Рогнеды: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 299–301. Мужские уловки построены на хитрости и храбрости, Ольгины же в основном проникнуты духом женских ритуалов помолвки и оплакивания.