Джонатан Шепард - Начало Руси. 750–1200

Если в абсолютном смысле Среднее Поднепровье продолжало процветать, то в относительном власть его ослабевала. Вся сеть отчинных земель уже не могла управляться силами узкого консорциума князей ближнего круга. Регионы стали слишком сильными, а интересы их слишком несходными. Но при всем том, в большинстве случаев, местные князья не могли себе позволить полностью оторваться от своей бесчисленной родни. Военные силы отдельных земель были недостаточны, а их интересы, хотя и расходились, все еще были в значительной мере взаимосвязаны. Династические союзы и блоки возникали, распадались или перестраивались с удивительной легкостью, и стратегический смысл их часто теряется за деталями тактики. Политическая культура династии сохраняла лишь отдельные общепринятые правила и образцы, но не давала конкретных указаний по поводу системы очередности, старшинства или подчинения. Поэтому при каждой смене правителя колода — по крайней мере частично — перетасовывалась. Картина усложнялась еще больше, потому что отношения между князьями — владельцами отчин в уменьшенном масштабе воспроизводились внутри отчинных земель: каждому князю приходилось устраивать младших братьев и племянников, кузенов и сыновей, или сдерживать их поползновения. Двоюродные братья из Путивля и Новгорода Северского вечно соперничали из-за Чернигова, а какой-нибудь племянник из Звенигорода облизывался на Галич. Многочисленность мелких князьков вела к постоянному дроблению династии и ее территорий.

Не все «земли» были одинаковы, не все перемены происходили одновременно, и не все князья одинаково на них реагировали. К середине XII в. династия в целом достигла слишком больших успехов, она стала слишком многочисленной и раздробленной, чтобы можно было втиснуть ее историю в последовательное линейное повествование. Но прослеживаются некоторые важнейшие черты в ее политической и идеологической адаптации к новым условиям. Проследить эту адаптацию можно по некоторым эпизодам из истории тех мест, которые — как читатели, возможно, уже заметили — не названы в нашем обзоре земель русов, но где по-прежнему пересекались почти все пути династии: речь идет о Новгороде и Киеве.

Хотя князья Киевские настаивали на своих природных правах на стол отцов и дедов, Киевская земля — несмотря на попытки отдельных правителей изменить ситуацию — не оставалась в руках какой-то одной ветви разросшейся семьи. Претенденты на киевский стол владели отчинами в других местах. С конца 1130-х гг. и до конца столетия (т. е. до объединения Владимира Волынского с Галичем) главные участники этой игры происходили из четырех ветвей династии, обосновавшихся в четырех отчинах: сын Мономаха Юрий и его потомство, находившиеся на северо-востоке; внук Мономаха Изяслав Мстиславич с сыновьями, сидевшие во Владимире Волынском; другой внук Мономаха Ростислав Мстиславич, брат предыдущего, с сыновьями, утвердившиеся в Смоленске; наконец, потомки Олега и Давыда Святославичей, сидевшие в Чернигове. Обращает на себя внимание отсутствие в их числе отпрысков Святополка Изяславича, старшего участника Любечского съезда 1097 г., хотя к концу XII в. его потомки вернули себе его отчину, став князьями Турова и Пинска. [802] Рапов О. М. Княжеские владения на Руси в X — первой половине XIII в. М., 1977. С. 81–93; Лысенко П. Ф . Киев и Туровская земля // Киев и западные земли Руси в IX–XIII вв. / Под ред. Л. Д. Поболь и др. Минск, 1982. С. 81–108.

Смена правителей на киевском столе зависела от конкуренции, но не была чистой игрой случая. Она сдерживалась представлением (или противоборствующими представлениями) об освященном традицией порядке. Напротив, Новгород, при всей своей экономической притягательности, находился в династическом вакууме. Смена правителей в отчинных землях шла относительно благополучно, хотя и не без шероховатостей, а в Киеве и особенно в Новгороде князья то и дело сменяли друг друга. За полтора столетия, с 1000 по 1150 г., в Киеве произошло примерно двадцать смен власти, в которых участвовало что-то около шестнадцати князей. Следовательно, каждый непрерывно правил в среднем около 7,5 лет, а «вероятная продолжительность» правления того или иного князя была немногим меньше десяти лет, с возможными перерывами при исключительных обстоятельствах. Сравним эти данные со второй половиной XII в. (1150–1200), в течение которой власть переходила из рук в руки тридцать раз с участием одиннадцати князей. Это дает среднюю продолжительность правления менее чем в два года, а «вероятную продолжительность» для каждого князя — менее пяти лет, причем, как минимум, с двумя перерывами. [803] См. списки в кн.: Podskalsky G. Christentum und theologische Literatur in der Kiever Rus': (988–1237). Munchen, 1982. S. 302–303. В Новгороде подобные изменения произошли немного раньше. Между 1000 и 1136 г. там правило не более дюжины князей, каждый в среднем свыше десяти лет. Зато за 50 лет после 1136 г. власть там менялась 30 раз, так что на каждое правление приходилось менее двух лет. [804] См. списки в кн.: Handbuch der Geschichte Russlands. Vol. 1. Fasc. 1: Von der Kiever Reichsbildung bis zum Moskauer Zartum / Ed. M. Hellmann et al. Stuttgart, 1981. P. 481–483.

В конце мая 1136 г. новгородцы вместе с соседями из Пскова и Старой Ладоги решили избавиться от своего князя, Всеволода Мстиславича, внука Мономаха и племянника князя Киевского. Всеволод был посажен в Новгороде в 1117 г., когда его отца, князя Мстислава, перевели на юг. В мае 1136 г. Всеволода с семьей схватили и два месяца держали в резиденции епископа, приставив вооруженную охрану, а новгородцы тем временем вели переговоры с другими членами династии в поисках замены. Изгнанный новгородцами, Всеволод попытался вернуться и отвоевать свой стол, но дошел только до Пскова, где его взяли под защиту. Несмотря на угрозы со стороны новгородцев, псковичи держали у себя Всеволода до его смерти, случившейся в 1138 г. [805] НПЛ. С. 24–25; впоследствии Всеволода чтили как первого псковского святого. В ближайшие годы новгородцы несколько раз меняли свой курс, договаривались с князьями заново, изгоняли и принимали кандидатов из разных отчинных земель.

События мая 1136 г. вызвали многочисленные комментарии историков. Некоторые видели в аресте и изгнании Всеволода, ни много ни мало, начало социальной революции, в результате которой горожане взяли под контроль свой город и свели значение будущих князей к роли наемников, которых брали на службу в основном для организации обороны. [806] О 1136 г. как о поворотном моменте см., например: Тихомиров М. Н. Древнерусские города. 2-е изд., доп. и перераб. М., 1956. С. 206–207. Сейчас большинство ученых признает, что эта интерпретация не выдерживает критики, являясь попыткой перенести на 1130-е гг. некоторые характерные черты, свойственные Новгороду в эпоху позднего средневековья. В XII в. князь из династии был в Новгороде столь же необходим для поддержания достоинства, законности власти и нормального хода жизни, как и в любом другом крупном городе. К тому же Новгород никоим образом не являлся единственным местом, где жители приглашали и отвергали князей или вели с ними переговоры. Наоборот, такие случаи являются почти что общим местом в летописных повествованиях о политической жизни всех земель русов: например, так было во Владимире Волынском в 1118 г., в Полоцке в 1127 и 1132 гг., в Галиче в 1145 г., на северо-востоке в 1174 г., в Киеве в 1146–1147 гг., и, конечно, нельзя забывать историю Всеслава 1068–1069 гг. [807] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 288–289, 301–302, 371–372; Т. 2. Стб. 316–317, 497; см. также: Тихомиров М. Н . Древнерусские города. С. 185–213. Другие объясняют изгнание Всеволода как начало длительной борьбы за ограничение княжеской власти, или как эпизод фракционной борьбы между сторонниками разных ветвей династии (у Всеволода действительно имелись сторонники в Новгороде, и как только удалили их покровителя, как то было принято, имущество этих сторонников разграбили). [808] НПЛ. С. 24. В изгнании Всеволода видели конфликт между врагами и защитниками княжеской власти, или, совсем наоборот, событие будто бы подкрепляло законность власти будущих новгородских князей, которые действовали с согласия горожан. [809] См.: Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. М., 1977. С. 60–77; Фр оянов И. Л . Мятежный Новгород: Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия. СПб., 1992. С. 186–208; Мартышин О. В. Вольный Новгород: Общественно-политический строй и право феодальной республики. М., 1992. С. 58–94.