Джонатан Шепард - Начало Руси. 750–1200

Столь вольное обращение с родством, хотя оно и основывалось на Realpolitik , возродило старые сомнения по поводу правил передачи наследства. Всеволод, по примеру своего прапрадеда, Ярослава Мудрого, постарался обеспечить будущее киевского стола еще при жизни, но различия в этой процедуре и ее результаты ясно показывают, какая пропасть разделяет две эпохи. Ярослав просто-напросто оставил инструкции сыновьям. Всеволод же назначил преемником своего младшего брата Игоря. В 1145 г. он заставил своих близких родичей (из Черниговского дома) целовать крест Игорю, а в 1146 г., уже смертельно больной, он повелел «горожанам» Киева и Вышгорода проделать то же самое. Всеволод умер 1 августа 1146 г. [814] Там же. Стб. 317–318.

Но клятва на кресте, данная по требованию правящего князя, могла быть легко нарушена, когда этого князя не стало. Игорю пришлось вновь вести переговоры, уже от своего собственного имени. Как всегда, главные претензии горожан касались старших приближенных покойного князя: в этом случае речь шла не о тысяцком (как в 1113 г.) и не о воеводе (как в 1068 г,), а о тиунах Ратше и Тудоре («Ратша ны погуби Киевъ, а Тудоръ Вышегородъ»). [815] Там же. Стб. 321. Игорь пообещал, что киевляне сами смогут выбрать себе новых тиунов, и на этом условии горожане согласились на новое крестоцелование. Тем самым киевляне добились уступки, в известном отношении аналогичной праву новгородцев избирать своего посадника. Очевидно, что такого рода действия были тогда в порядке вещей.

Однако же клятва на кресте, данная при одних условиях, могла быть легко нарушена при других. Изяслав Мстиславич (тот самый, которому принадлежит упомянутое выше столь удобное многостороннее определение своих родственных связей) тем временем составлял вокруг Киева коалицию, которая могла бы оказать ему надежную поддержку. В нее входили Белгород, Василев, «черные клобуки» и гарнизоны крепостей, стоявших вдоль реки Рось. [816] Там же. Стб. 323. Некоторые представители киевской знати также перешли на его сторону. Попытка Игоря рассеять силы Изяслава окончилась самым жалким образом: вместе со своим войском он увяз в болоте. Игорь бесславно попал в плен, а Изяслава Мстиславича, внука Мономахова, встречали в Киеве «множество народа, игумени съ черноризьци и Попове всего города Киева». Князь пал ниц перед иконой Богоматери в Софийском соборе, «и сѣде на столѣ дѣда своего и отца своего». [817] Там же. Стб. 327. Как нередко бывало при смене князя, началось принудительное перераспределение имущества: «разъграбиша кияне съ Изяславомъ дружины Игоревы и Всеволожѣ взяша имѣнья много в домехъ и манастырехъ». [818] Там же. Стб. 328; ср. выше — об угрозе киевлян разграбить монастыри в 1113 г. В обоих случаях этими «монастырями» скорее всего были мелкие частные обители, существовавшие на средства опальных слуг прежнего князя, а не крупные и самостоятельные монашеские общины. Игоря заточили — сначала в Выдубицком монастыре Св. Михаила близ Киева, а потом в Переяславле. По его собственному желанию, его постригли в монахи и вернули в киевский монастырь, где в 1147 г. его растерзала толпа горожан, искавшая козла отпущения во время обострения отношений с Черниговом. Тело Игоря подобрали на площади на Подоле и положили для отпевания в церкви Св. Михаила. Вдруг сами собой загорелись свечи. Игоря Ольговича стали почитать святым. [819] Подробно см.: ПСРЛ. Т. 2. Стб. 328–354; Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; Л., 1947. С. 219–226.

Смерть Игоря не принесла безопасности Изяславу. Самая непосредственная угроза ему исходила от ближайших родственников. Двое его дядьев, Вячеслав и Юрий, все еще были живы-здоровы, и к тому же приходились сыновьями Мономаху, а Изяслав — лишь внуком. Изяслав происходил от старшей линии (его отец был старшим сыном Мономаха), но Вячеслав с Юрием были поколением старше племянника. Если строго следовать принципу наследования по боковой линии, то надо признать, что правы были Вячеслав и Юрий. Однако подобные конфликты между дядьями и племянниками были очень распространены среди современников Изяслава по всем землям. Оканчивалась эта борьба по-разному. Обыкновенно побеждали дядья, но это не удерживало племянников от новых попыток добиться своего, нередко — при поддержке горожан. Например, в Чернигове в 1127 г. победил племянник — Всеволод Ольгович. [820] См.: Dimnik М. The Dynasty of Chernigov. P. 313–321. В 1144–1145 гг. Ивану Ростиславичу Берладнику (он тоже являлся племянником) раз за разом не везло в Галиче, хотя его поддерживала, по крайней мере, часть горожан. [821] О карьере Ивана кратко см. в кн.: Рапов О. М . Княжеские владения… С. 75–76. В 1167 г. Мстислав Изяславич сумел прогнать из Киева своего дядю — Владимира Мстиславича. [822] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 353–354; ср. Т. 2. Стб. 532–534. На северо-востоке брат Андрея Боголюбского, Всеволод Юрьевич, с 1174 по 1176 гг. — два года боролся с племянниками за престол. В этом не было ничего особенно нового: можно вспомнить, как в 1054 г. дети Ярослава Мудрого обошли очередностью своего дядю Судислава. Особенно запутывало ситуацию в конфликтах из-за Киева, происходивших после 1147 г., то обстоятельство, что старшим из двух братьев был Вячеслав, а наиболее агрессивным претендентом на киевский стол выступал младший, Юрий Суздальский. Юрий сколотил союзы (которые скрепил брачными узами) с родами Чернигова и Галича, и с их помощью сумел дважды завладеть Киевом: почти на год — в августе 1149 г., и снова — с сентября 1150 по март 1151 г.

Повествуя об этих событиях, летопись сообщает новые данные о растущей двойственности в соотношении между родством по происхождению и политическим родством. В 1146 г., до того как Изяслав прочно утвердился в Киеве, летописец сообщает, что Вячеслав — старший из живых сыновей Мономаха — «надѣлся на старѣйшиньство»: таким образом, физическое положение в семье было открыто признано отличным от статуса в политической семье. [823] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 314; см.: Толочко А. П . Князь в Древней Руси: Власть, собственность, идеология. Киев, 1992. С. 90; ср., например: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 373 (о том, как семейное собрание «давше» старшинство одному из своих членов). Но столь же ясно, что позиция в семье по-прежнему имела нравственное значение, пускай это был далеко не единственный и не первостепенный критерий. На данном основании Изяслав в 1150 г. нашел беспрецедентный способ отвергнуть притязания Юрия. Было заключено соглашение, по которому «Изяславу имѣти отцомь [своего дядю] Вячеслава, а Вячеславу имѣти сыномъ Изяслава». «Ты ми еси отець, — заявил Изяслав, — а Кыевъ твой». [824] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 399. При этом Изяслав вовсе не собирался отдать Киев или расстаться с реальной властью. Идея состояла в том, чтобы оба князя — и Изяслав, и его «стрый и отець» [825] Там же. Стб. 418. сидели в Киеве, но в разных резиденциях. Вячеслав мог пользоваться соответствующими почестями, занимая Большой дворец, а Изяслав, находясь в Угорском дворце, вел реальные дела Киевского княжества. Таким образом, у Изяслава в руках была реальная власть, а у Вячеслава — номинальная. Это был ловкий прием, позволивший примирить несоответствие между властью и авторитетом. Нравственную позицию Юрия обошли с фланга, и он в конце концов смирился со сложившимся положением вещей.