Джонатан Шепард - Начало Руси. 750–1200

Рост и укрепление политических институтов в областных центрах вел к развитию местной культуры. Множились рукописи, роль письменности в жизни становилась все более заметной и разнообразной, берестяная почта в Новгороде становилась все более оживленной. Самые ранние из дошедших до нас административных документов (комплекс монастырских и епископских грамот) восходят к 1130-м гг. С 1140-х гг. в летописях фиксируется применение документов в дипломатических отношениях между князьями. [847] См.: Franklin S . Literacy and Documentation in Early Medieval Russia // Speculum. 1985. Vol. 60. P. 20–24. Дошедшие до нас памятники письменности, хотя их по-прежнему немного, стали значительно более разнообразны по тематике, манере изложения, местам возникновения, чем соответствующие памятники XI в. Игумен Даниил — скорее всего, из Чернигова, составил описание своего паломничества в Святую Землю, совершенного в 1106–1108 гг. [848] Abt Daniil . Wallfahrtsberichte. Nachdruck der Ausgabe von Venevetinov 1883/5 / Hrg. K.-D. Seemann. Munchen, 1970. (Slavische Propylften. Bd 36); Podskalsky G . Christentum und theologische Literatur in der Kiever Hus'. S. 196–200. В 1136 г. новгородский монах по имени Кирик составил трактат по хронологии и счислению Пасхи. [849] См.: Симонов P. А . Древнерусская книжность (в свете новейших источников календарно-математического характера). М., 1993. Кирилл, монах, а впоследствии епископ Туровский, был плодовитым автором молитв, торжественных слов и ярких проповедей. [850] См.: Franklin . Sermons and Rhetoric. P. LXXV–XCIV. В середине столетия два представителя церкви при дворе смоленского князя затеяли в эпистолярной форме публичный спор по проблемам толкования Библии. [851] Ibid. Р. LVIII–LXIV. Местные летописи начали составляться не только в Киеве и Новгороде, но также в Суздале, а к середине XIII в. и в Галиче. [852] См.: Лихачев Д. С. Русские летописи… С. 173–280. Во Владимире-на-Клязьме возникла целая серия агиографических и панегирических сочинений. [853] См.: Hurwitz Е. Prince Andrej Bogoljubskij. Р. 39–84; Филипповский Г. Ю. Столетие дерзаний: (Владимирская Русь в литературе ХII в.). М., 1991. Новгородец Добрыня Ядрейкович, впоследствии — епископ Антоний Новгородский описал свое паломничество в Константинополь в 1200 г. [854] См.: Seemann K.-D . Die altrussische Wallfahrtsliteratur. Miinchen, 1976. S. 213–221; см. также: Lenhoff G . «Kniga Palomnik»: A Study in Old Russian Rhetoric // Scando-Slavica. 1977. Vol. 23. P. 39–61. О превратностях жизни и трудах монаха Авраамия Смоленского поведал в его Житии ученик святого Ефрем. [855] Cм.: Hollingsworth . The Hagiography. P. LXIX–LXXX.

В это время еще нельзя говорить о местных «школах» книжности. Имена и происхождение авторов указывались по-прежнему редко. Нормой оставалась анонимность, а большинство писцов и проповедников было озабочено прежде всего тем, чтобы сохранить христианскую традицию, они переписывали, блюли и осваивали доставшийся им корпус церковнославянских переводов с греческого. Тем не менее, в письменности, как и в строительстве, сам по себе широкий территориальный разброс и интенсивность творчества порождали разнообразие, при всей консервативности принятых этических и эстетических норм. Русы не обучались классической риторике, но были вполне в силах оперировать звучанием и ритмом языка. Их не очень интересовали систематичекие богословские или философские исследования, но они прекрасно умели воплощать в слове мысли и чувства и передавать их оттенки и тонкости, будь то юмористическое литературное псевдомоление, приписываемое Даниилу Заточнику, или полное едкого сарказма послание Фоме митрополита Климента, или богатые метафоры и лирические интонации анонимного «Слова о полку Игореве», или живые рассказы «Киево-Печерского патерика», или выразительные диалоги в летописях, или яркие крещендо и каденции в цикле слов Кирилла Туровского. Традиция была замкнутой, но не застойной. В ней теперь было меньше самохвальства одиночных выскочек, но звучала уверенная, хотя и более провинциальная полифония.

Признаком уверенности было возникновение в рамках господствующей культуры внутренних дебатов и споров. Авторы XI в. прежде всего стремились объявить о своем восприятии христианства, объяснить, что это значит, радуясь своей принадлежности к всемирному братству христианской церкви, возможности обрести собственное место во времени и в пространстве. Полемика, открытая или скрытая, была направлена, главным образом, против тех, кто не принадлежал к христианскому сообществу — против местных язычников, о чем часто говорится в « Повести временных лет». А к середине XII в. православные русы уже чувствовали себя настолько уверенно, что могли поспорить и друг с другом. Дискуссии велись о том, в какой мере можно или должно аллегорически понимать Писание, как поститься в те дни, когда пост совпадает с праздниками, о правильной процедуре назначения епископов и митрополитов, о том, насколько полезны либо вредны некоторые виды учености. [856] См.: Franklin S . Booklearning and Bookmen in Kievan Rus': A Survey of an Idea // HUS. 1988/1989. Vol. 12/13. P. 830–848. Подобные предметы споров не были оригинальны. Их, как и варианты в архитектуре, следует рассматривать в категориях влияний и заимствований. Но при этом здесь, как и в архитектуре, уже явственно проступали вполне самобытные черты в общем развитии и в конкретных формах.

Слова, здания, предметы искусства, институты развивающихся местных очагов культуры дают богатый материал для историков слов, зданий, предметов искусства и институтов, но кроме того, они помогают наполнить вещественным содержанием обзор политической истории. У русов культурная политика являлась неотъемлемой частью политической культуры. Как раньше в Среднем Поднепровье, христианство распространялось в областях сверху вниз. В покровительстве культуре местные князья видели средство повысить собственное достоинство и престиж в рамках своих земель и поднять значение своих земель в глазах соседей и родичей. Большинству князей этого, вероятно, было достаточно: вот и они стали настоящими христианскими правителями, принадлежат к великой общности, идут путем Киева, «матери городов русских». Но была одна область, где подражание Киеву выходило за рамки следования образцу. На северо-востоке во второй половине XII в., в правление Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо, экономическое и политическое развитие сопровождалось многогранной, но устремленной к единой цели программой культурного строительства, параллелей которой не было со времен Киева при Ярославе Мудром. Культурные позиции Андрея и Всеволода, выраженные в деятельности их церковников, строителей и книжников, говорят об изменении в отношении к южной столице. Наконец-то имеющиеся у нас памятники культуры позволяют ввести скупой рассказ о политических конфликтах и экономических интересах в систему разнообразных идей, мнений, чаяний.