Джонатан Шепард - Начало Руси. 750–1200

Третьим критерием могла выступать отцовская воля, т. е. права наследия передавались по выбору Владимира, а не в зависимости от чистоты происхождения и не по старшинству. Титмар пишет, что Владимир «оставил все наследство двоим из своих сыновей, в то время как третий был посажен в тюрьму. Этот третий сын потом бежал из заключения к своему тестю». [371] Thietmar VII.73 // Holtzmann. Die Chronik. S. 488: «integritatem hereditatis suae». Этот «третий» сын — должно быть, Святополк, чьим тестем был польский король Болеслав. Информаторы Титмара сражались в рядах союзников Болеслава и Святополка, и ремарки Титмара, надо полагать, отражают те сведения о casus belli , которыми они располагали в 1018 г. Но кто же были двое других сыновей — отцовских любимцев (если Титмар именно это имел в виду)? Ярослав и Мстислав? Но в 1015 г. Владимир как раз собирался воевать с Ярославом, а Мстислав сидел в Тмутаракани и был в это время далек от раздоров, происходивших в центре. Или, может быть, Борис и Глеб? Или Борис и Мстислав? В июле 1015 г. именно Борис командовал войском Владимира — сын, облеченный доверием, правая рука отца. Кроме того, о нем говорится, что он «любимъ бо бѣ отцемь своимь паче всѣхъ». [372] ПВЛ. Т. 1. с. 90. Тек не мог ли он быть не невинной жертвой, а серьезным претендентом на киевский стол, которого отец избрал своим преемником? [373] Рорре А . Der Kampf um die Kiever Thronfolge… S. 288–289. Строить такие гипотезы — занятие интересное, но бессмысленное. Гораздо важнее то, что если даже Титмар был прав, то одновременно он в известном смысле ошибался. Каковы бы ни были желания Владимира, их явно оказалось недостаточно, чтобы обеспечить благополучный переход власти. При жизни Владимир был хозяином своих земель, но не существует надежных свидетельств в пользу того, чтобы и после смерти князя с его выбором считались в достаточной мере. Похоже, что ни старшинство, ни отцовские предначертания — эти краеугольные камни династической идеологии, сформировавшейся ближе к концу столетия, — не имели решающего значения для сыновей Владимира.

Рассматривая эту проблему, мы неизбежно движемся по замкнутому кругу. За смертью Владимира последовала междоусобная война, что само по себе указывает либо на отсутствие, либо на крушение принятой и достаточно авторитетной системы передачи политической власти. В данном случае все свидетельствует скорее об отсутствии, чем о крушении системы: и противоречивые попытки более поздних местных авторов придать событиям определенную упорядоченность и идейное содержание, и не известно к кому относящиеся утверждения Титмара, а главное — тот факт, что события 1015–1024 гг., хотя и имевшие исключительный размах, вполне вписывались в обычные рамки и повторялись уже не впервые. Каждый брат, остававшийся в живых, рассматривался как потенциальный соперник, с которым раньше или позже предстояло сойтись в более или менее ожесточенной схватке. Так Владимир обошелся с собственными братьями, так Святополк поступил с Борисом, Глебом и Святославом, а Ярослав со Святополком, так поначалу относился к Ярославу и Мстислав (и даже после их примирения Ярослав не рискнул поселиться слишком близко от брата, пока не сумел обеспечить собственную безопасность силой, а не одним только словом Мстислава), и таким же образом решил Ярослав участь последнего своего брата Судислава, хотя тот не представлял никакой реальной угрозы.

Сами действующие лица описанных событий стремились найти замену насилия или какое-то к нему дополнение как средство обеспечить власть, искали иных, нежели меч, символов законной власти и престижа. Как мы видели, это стремление, возможно, было одной из причин, стоявших за таким шагом князя Владимира, как официальное введение христианства, а способом показать законность власти служила ему чеканка монеты. И Ярослав, и Святополк последовали в данной акции примеру отца. Но если золотые монеты Владимира были настоящими, а потому представляли, помимо пропагандистской, реальную ценность, то Святополк лишь продолжил отцовскую традицию чеканить «серебряную» монету, в которой почти не было собственно серебряного содержания, так что это делалось только напоказ. [374] О монетах Владимира см. выше, с. 246–247; о монетах Святополка и Ярослава см.: Сотникова М. П., Спасский И. Г. Тысячелетие древнейших монет России: Сводный каталог русских монет X–XI веков. Л., 1983. С. 82–111. Даже Болеслав внес свой вклад в это дело: он чеканил монету с кириллической легендой — возможно, для того, чтобы его власть охотнее признали червенские города. Но эта мода скоро прошла, оказавшись еще одним бесперспективным начинанием. Экономика земель русов функционировала и без денег местного производства, так что немногие названные опыты показного свойства больше не повторялись, не вошли в традицию и не стали непременным атрибутом законного правления. [375] О монетах Болеслава см.: Swerdiow М. В. Jeszcze о «ruskich» monetach Bolestawa Chrobrego // Wiadomosci numizmatyczne. 1969. Vol. 13. S. 175–180; Szczesniak В. B. The Cyrillic Deniers of Boleslaw I of Poland // American Numismatic Society: Museum Notes. 1972. Vol. 18. P. 70–71. Отметим также кратковременное исключение: монеты, чеканенные в Тмутаракани внуком Ярослава, Олегом Святославичем. См.: Dimnik М . Oleg's Status as Ruler of Tmutarakan': The Sphragistic Evidence // Mediaeval Studies. 1993. Vol. 55. P. 137–149.

Итак, мы, кажется, приходим к заключению, что борьба, развернувшаяся после смерти Владимира, была именно тем, что лежит на поверхности: дракой между всеми братьями. Такое мнение, возможно, и справедливо, но поверхностно. До сих пор мы рассуждали, кто прав, кто виноват в междоусобной перепалке горстки братьев-князей. Однако эти братья не могли поступать, как им заблагорассудится. Если не существовало никакого единого мнения по вопросу о законном переходе власти (помимо тех прав, которые по определению доставались каждому члену семьи из потомков Владимира), тогда авторитет любого из братьев в значительной мере зависел от его доступа к средствам принуждения. Каковы же были эти средства принуждения, и как мог князь ими обзавестись? Источники сведений о борьбе за престолонаследие в 1015–1024 гг. на редкость богаты материалом о наборе войск, так что настал удобный момент рассмотреть эту тему как в конкретном преломлении, так и в более широком контексте.

По отдельности братья были слабы. Поскольку не существовало надежной системы передачи престола, то и лояльность носителю верховной власти не переходила по наследству автоматически, и каждому претенденту приходилось начинать сбор сторонников фактически на пустом месте. В случае конфликта вооруженные силы князя составлялись теоретически из трех групп: из его личной охраны, ополчения жителей его «города», воинов со стороны. Все три группы были необходимы при любом крупном столкновении, но только на первую из них — на личную охрану князя — можно было более или менее положиться. Все источники рассматриваемого периода свидетельствуют о том, насколько судьба каждого князя зависела от его способности постоянно пополнять свои вооруженные силы за счет вербовки местных и иноземных солдат.