Лев Заборовский - Россия, Речь Посполитая и Швеция в середине XVII в.

Второй вариант (он существовал и изолированно, и взаимосвязанно с первым в рамках польско-шведского альянса) заключался в планах войны с Россией. Такие планы могли стать реальностью при дальнейшем продвижении царских армий вглубь Речи Посполитой и в первую очередь при их попытке закрепиться на приморских территориях. Тогда шведские феодалы добивались бы, видимо, осуществления важнейшей части своей давней «Великой восточной программы», переноса русской внешней торговли с Западом в Прибалтику под шведский контроль (вероятно, и с захватом необходимых для этого земель). Но, в отличие от Б. Кентржинского — А. Стаде, я не вижу, чтобы путь противоборства с Россией имелся в шведской политике в данное время в качестве самостоятельной цели как четкий курс (тем более в виде превентивной войны).

Наконец, последний вариант ориентировался на столкновение с Речью Посполитой, которое казалось достаточно вероятным, ибо отсутствовала уверенность в готовности варшавских политиков принять те условия мира, которые хотели им продиктовать в Стокгольме. При таком развитии событий немалая роль отводилась контактам уже не с официальными польско-литовскими кругами, а с силами, склонными к сепаратным действиям. В перспективе это не исключало соглашения с Речью Посполитой в целом, но уже с оппозиционными Яну Казимиру группировками ее господствующего класса и на иных условиях. В данное время, очевидно, отсутствовала еще ясность, в какие конкретные формы выльются намеченные связи (упоминаются «протекция» на случай распада Речи Посполитой, союз, военная помощь и пр.). Это объяснялось также незавершенной подготовкой армии и флота, которая отодвигала возможность решительных шагов до весны 1655 г. При всех обстоятельствах предполагалось в разных формах взять под контроль отдельные части польско-литовской и прибалтийской территорий из тех, которые входили в сферу шведских интересов и могли, как полагали в Стокгольме, стать добычей русских (чаще всего в источниках упоминаются Курляндия, Западная Пруссия, воеводство Инфлянское, Литва, иногда — Восточная Пруссия либо ее порты). Это принесло бы ту выгоду, что затруднялся проход в них царских армий, а, с другой стороны, появлялись шансы удержать упомянутые земли в своих руках на будущее. Приблизительно с декабря 1654 — января 1655 г. данное направление в шведской внешней политике начало выдвигаться на первый план, в частности, из-за сведений о сепаратистских прошведских тенденциях в Речи Посполитой.

Но и в указанное время политика Швеции не имела четко выраженной направленности в какую-то одну сторону, а учитывала различные возможности, в том числе прямо противоположные, что объяснялось неопределенностью, невыясненностью обстановки в ряде важных аспектов. В частности, немало зависело от характера предложений, которые вез нетерпеливо ожидаемый в Стокгольме А. Морштын. Локализация русско-польского столкновения оказалась невозможной не только на «южном» фланге, но и на «западном». А вот в чью пользу окажется шведское вмешательство, оставалось пока неизвестным. Но с учетом курса варшавского двора ряд элементов шведской политики уже во второй половине 1654 — начале 1655 г. нес конкретную угрозу не столько России, в планы которой не входило пока прорываться к Балтике (а до захвата Речи Посполитой тоже было далеко), сколько Польско-Литовскому государству. Оно подходило ко второй кампании войны с недостаточными боевыми силами, при внутренней разобщенности в правящем лагере, почти без союзников и при растущей шведской опасности.

В этом разделе главными являются три вопроса: когда в Стокгольме приняли решение о войне с Речью Посполитой, в какой внутренней и, главное, международной обстановке возник данный конфликт, каковы были планы шведских феодалов в связи с ним до начала боевых действий? Историки, в особенности шведские, немало сделали для их выяснения, в том числе в последние годы [350] Заборовский Л. В. Политика Швеции накануне Первой Северной войны (вторая половина 1654 — середина 1655 г.). — В кн.: Вопросы историографии и источниковедения славяно-германских отношений. М.: Наука, 1973, с. 221–229; Stade А . Geneza decyzji Karola X Gustawa o wojnie z Polską w 1655 r. — In: Studia i materiały do historii wojskowości, 1973, t. XIX, cz. 2, s. 58–91; Tersmeden L. Karola X Gustawa plan kampanii polskiej 1655 r. — Ibid., s. 93–123; Åsard B . Upptakten till Karl X Gustafs anfall mot Polen 1655: Till frågan om krigets mål och medel. — KFÅ, 1970, s. 24–56. . Поэтому позволю себе воспользоваться плодами проделанной ранее работы, по необходимости кратко изложив ее результаты и подробнее остановившись на все еще спорных темах.

24 января в шведской столице появился А. Морштын. Быстро выявился не удовлетворяющий стокгольмское правительство характер его миссии — он не гарантировал даже скорого приезда полномочного посла [351] Stade A . Geneza…, s. 60–63, 65. . 27 января ситуацию обсудили на риксроде [352] Б. Кентржинский ( Kentrschynskyj B. Karl X Gustav inför krisen i öster 1654–1655.— KFÅ, 1956, s. 78–80) впервые ввел в научный оборот часть протокола этого заседания риксрода. . Карл X высказал тогда мнение, что целесообразно прежде всего добиться в ближайшее время начала переговоров с Речью Посполитой либо получить от нее «реальные заверения»: очевидно, о контактах и предварительном отказе от «прав» Яна Казимира и притязаний на шведскую Лифляндию [353] В письме Яна Казимира императору от 16 марта 1655 г. со ссылкой на донесения А. Морштына говорилось о подобных требованиях (Жерела, т. XII, с. 343–344). . Шведский король заявил еще, что необходимо «не только получить от Польши заверения и территорию» [354] Требование о передаче шведам территории выдвигалось, видимо, как гарантия выполнения условий соглашения польской стороной. Ср. обсуждение на риксроде в декабре 1654 г. , но и постараться привлечь на свою сторону Украину, а также через Б. Хмельницкого «зондировать русских, понравиться ли им, если мы вступим в войну с Польшей» [355] 28 января Карл X дал игумену Даниилу прощальную аудиенцию. См.: грамоты на Украину — от 29 января (Архив ЮЗР, ч. 3, т. VI, с. 73–75, 80; Документи, с. 426–429). . В рассмотренном документе отразились некоторые изменения во внешней политике Швеции после приезда А. Морштына: более отчетливой стала антипольская линия [356] 30 января 1655 г. И. Добченский сообщил в Берлин, что растущие шведские вооружения направлены против Речи Посполитой. Об этом знали и в Амстердаме (UA, Bd. 4, S. 115; Bd. 6, S. 669). и в несомненной связи с ней появляется новый мотив, стремление выяснить позицию русских на случай шведско-польского столкновения [357] Не исключено, что в Стокгольме подумывали о союзе с Россией. О такой возможности писал в марте-апреле 1655 г. Г. Бриенн, очевидно, в ответ на поступившие от Ш. д'Авогура сведения об этом ( Grönebaum F . Frankreich in Ost- und Nordeuropa: Die französisch-russischen Beziehungen von 1648–1689. Wiesbaden, 1968, S. 14, 15). . Вместе с тем в Стокгольме располагали сведениями о намерении царских военачальников сконцентрировать свои главные силы в марте апреле 1655 г. в районе Великих Лук с очевидным устремлением в Сторону Прибалтики и готовились к такому развитию событий [358] Kentrschynskyj В . Karl X…, s. 91–92; Stade A. Geneza…, s. 86. Информация не соответствовала действительности, но, как и подобная позднее, несколько месяцев играла важную роль при выработке курса шведской внешней политики. .