Саймон Рабинович - Права нации: Автономизм в еврейском национальном движении в позднеимперской и революционной России

Хотя Столыпину симпатизировала лишь малая часть еврейства, еще задолго до его убийства было очевидно, что премьер-министр старался сдерживать антиеврейские порывы царя и Третьей думы. Столыпин считал, что революция 1905–1907 годов подорвала авторитет власти, поэтому прежде всего, как пишет историк Фрэнсис Вчисло, «правительству было необходимо восстановить такой реформированный автократический режим, который признавали бы легитимным общественные слои, остававшиеся достаточно стабильными, чтобы его поддерживать» [436]. К несчастью для Столыпина, созданная при его участии Третья дума была менее склонна к реформам, чем две предшествующие, поскольку преобладавшие в ней крупные землевладельцы упорно сопротивлялись любым переменам, посягавшим на их социально-экономический статус [437]. Октябристы ратовали за конституционное правление, защищающее интересы зажиточных сословий, и Столыпин, первоначально полагавшийся на их поддержку, все чаще пытался обойтись в своих реформаторских устремлениях без участия Думы.

Хотя евреи, как и большинство жителей империи, практически не могли влиять на правительство и Третью думу, не прекращавшийся в еврейской среде спор о реформах во многом подогревал автономистские настроения и формировал представления о том, как можно достичь автономии. Так, например, Столыпин и Третья дума видели одну из своих насущных задач в том, чтобы реформировать земскую систему и учредить земства в девяти западных губерниях империи. В 1907 году, когда работа над реформой только начиналась, Столыпин предполагал предоставить евреям право участвовать в работе органов местного самоуправления [438]. В то же время он хотел заручиться поддержкой октябристов, партия которых включала множество земских деятелей, и одновременно устроить так, чтобы в местном самоуправлении многонациональных западных губерний преобладали русские (а не поляки). Для этого он разработал сложную избирательную систему, в которой соотношение между сословными, национальными и имущественными куриями было таково, чтобы большинство в земствах досталось русским из зажиточных сословий. Чтобы угодить консерваторам и националистам, и в проект, и в окончательную редакцию закона о земстве в западных губерниях в явном виде был включен запрет на участие евреев в работе земских учреждений. В этом виде Закон о земстве был принят Думой, но не нашел поддержки в Государственном совете, и тогда в марте 1911 года Столыпин, используя чрезвычайные полномочия, настоял, чтобы царь утвердил этот закон своим указом [439].

С принятием этого закона евреи ничего не теряли, поскольку они и прежде не участвовали в деятельности земств. Однако теперь, после окончательного официального исключения из всей российской системы самоуправления в момент после ее расширения на западные губернии, они острее ощутили свое неравенство перед законом. Кроме того, запрет на представительство в земствах окончательно разделил еврейскую и русскую общественность. (Этот раскол углубится в годы Первой мировой войны.) По замечанию одного из исследователей, Третья дума знаменовала эпоху конституционного национализма, при которой о конституции вспоминали, лишь когда она могла послужить «русскому народу» — новому источнику политической власти [440]. Правительство довольно долго откладывало земские выборы в западных губерниях, поскольку основанная на сословно-имущественном принципе система выборов явно укрепляла позиции польских землевладельцев. Чтобы обеспечить в земствах русское большинство, Столыпин поддержал создание национальных курий, но евреи по-прежнему оставались на обочине политической жизни. В то же время все более активно заявляла о себе еврейская общественность и интеллигенция — общественные и культурные деятели. Создавались общинные и культурные организации, выходили газеты и журналы, набирала обороты политическая деятельность. Можно сказать, что запрет на участие евреев в основной, учрежденной государством, форме местного самоуправления во многом способствовал становлению и развитию еврейских национальных форм политической жизни. Даже самые прекраснодушные сторонники интеграции начинали задумываться о создании параллельных еврейских выборных структур.

Либералы, монархисты и революционеры совершенно по-разному оценивали значимость революции 1905–1907 годов. Царь полагал, что это была не революция, а досадное недоразумение в российской истории, и винил себя за мягкотелость в противостоянии реформаторам. Многие подданные с ним соглашались. В 1907–1914 годах революционные порывы явно угасают: прекращаются рабочие стачки и крестьянские восстания, слабеет влияние социал-демократической партии, резко уменьшается число ее членов, смягчаются риторика и требования либеральных и революционных кругов. Как пишет Ханс Роггер, «создается впечатление, будто идея революции, которую так долго лелеяла и защищала интеллигенция, постепенно утрачивала привлекательность» [441].

Тем не менее споры об автономизме не утихали. Принявший Виленскую платформу Союз для достижения полноправия решительно и необратимо направлял еврейскую политику в автономистское русло. При том что гражданские и национальные права по-прежнему получены не были, еврейские политические и общественные деятели бурно спорили об идеальной форме общинной автономии, о смысле понятия «нация» и границах еврейской общины. Подобные споры велись не только в печати, например на страницах журнала «Еврейский мир», но и в рамках деятельности различных культурных организаций, в том числе Еврейского историко-этнографического общества. Более того, несмотря на раскол внутри Союза, сотрудничество между партиями довольно быстро восстановилось, а сложившаяся после 1907 года политическая ситуация позволила евреям надеяться на развитие общинной структуры, пусть даже в отсутствие гражданского и национального равноправия. Стоявшие у истоков Союза либералы из Фолксгруппе Винавера и Слиозберга готовили совещание, главным вопросом которого был объявлен думский законопроект о свободе для религиозных групп и общин всех вероисповеданий. Это совещание задумывалось как форум видных общественных деятелей, призванный представить весь спектр еврейских политических позиций; важная роль в его организации принадлежала депутатам от кадетов Нафтали Фридману (1863–1921) и Леопольду (Лазарю) Нисселовичу (1856–1914), разрабатывавшим проект закона о юридическом признании еврейской общины. В этом законе многие видели возможность реформировать существующую общинную структуру так, чтобы кегила была утверждена как форма подлинно демократического еврейского самоуправления. Однако по-прежнему оставалось неясно, кто и как будет управлять этой общиной.