Коллектив авторов - Прожектеры: политика школьных реформ в России в первой половине XVIII века

Фархварсон отреагировал на сенатский запрос менее уклончиво. Поначалу он предоставил прямые и однозначные оценки времени, необходимого на освоение ключевых предметов: геометрию «прилежный» ученик может выучить за шесть месяцев, «посредственный» – за восемь и так далее. Неделю спустя, однако, он одумался и направил начальству более пространное «мнение», в котором прямо пытался снять с себя потенциальную ответственность за несоблюдение им же самим установленных сроков, предложив ряд организационных новшеств. Одна из идей, которую он упоминает, это необходимость составить специальную инструкцию «для лутчаго содержания академии подмастерьев и учеников». Другая касалась изменений в структуре программы. Как объяснял профессор, в результате введения Петром параллельного принципа организации программы такой предмет, как навигация, мог преподаваться всего лишь раз в месяц: это означало, что ученики тратили неоправданно много времени на его освоение. Вместо этого, предлагал Фархварсон, предметы следует преподавать последовательно: ученики сосредоточатся на одном предмете, освоят его, сдадут экзамен и затем перейдут к следующему, более сложному. Таким образом, полагал педагог, у учеников будет меньше возможностей бездельничать, «чтоб под видом учения время не провождали» 505. Прошли две недели, и Фархварсон предложил еще одно «мнение», на этот раз подписанное им совместно с коллегами, учителями «науки живописной», артиллерии и фортификации и содержавшее дополнительные оговорки, призванные защитить педагогов от возможных претензий. Профессор объяснял, что данная им ранее оценка минимально необходимого для освоения разных предметов времени подразумевала, что школа своевременно получает все необходимые инструменты и учебные материалы; кроме того, указанный срок не должен включать, конечно, дни, которые ученики проводят, стоя на карауле и выполняя разные поручения Адмиралтейства 506.

Получив эти «мнения», Академическая канцелярия не стала пытаться как-то интегрировать их или сделать выбор между ними: вместо этого она просто переправила их далее, в Адмиралтейство. Несколько рекомендаций, впрочем, она от себя все же добавила. Одной из них было предложение выделить шесть дней в месяц на обучение «членам корабельным» и «солдатской экзерциции». Другая рекомендация клонилась в пользу предложенного Фархварсоном последовательного метода преподавания: единственный эпизод, когда Канцелярия отреагировала собственно на содержание учительских «мнений». Но если Фархварсон полагал, что данный метод позволит лучше контролировать учеников, то братья Нарышкины планировали обратить его против самих учителей. Они считали, что переход на последовательный метод преподавания позволит «способнее за ними учителями смотреть <���…> и в том обучении как учителям, так и ученикам отговорки иметь будет неможно» 507.

Ни Адмиралтейству, ни Сенату, куда были далее переправлены эти «мнения», нечего было к ним добавить; не горели они и желанием самостоятельно принимать решения, вместо этого передавая вопрос все выше и выше по команде. Сам генерал-адмирал Апраксин в этих обсуждениях участия не принимал, так что, возможно, члены Адмиралтейств-коллегии не ощущали себя вправе решать такие вопросы в его отсутствие. В феврале 1726 года вопрос наконец оказался на повестке недавно созданного Верховного тайного совета, высшего правительственного органа Российской империи. «Верховников», однако, это решительно не устраивало. С видимым раздражением они заявили, что их мнения следует запрашивать лишь по «самым важным делам», а по прочим вопросам следует «сноситься по-прежнему с Сенатом». В результате, вопрос вернулся назад в Сенат, а оттуда в Адмиралтейство. Указанные учителями сроки освоения разных предметов были утверждены дословно, но из упоминавшихся в «мнениях» организационных новаций одобрения удостоился лишь предложенный Фархварсоном последовательный метод преподавания: Адмиралтейство оценило доводы Академической канцелярии о его преимуществах с точки зрения организации контроля за учителями. Напротив, попытка Магницкого добиться легитимации таких понятий, как «природный смысл» и «охота» к учебе, успеха не имела; не было сделано ничего и для пресечения практики привлечения учащихся к различным работам 508.

Александр Нарышкин, последний из назначенных Петром директоров Морской академии, занимал этот пост и в царствование Екатерины I. Он получил адмиральский чин и начиная с 1725 года совмещал директорство с другими должностями, прежде всего, президента Коммерц-коллегии. После смерти Екатерины Нарышкин оказался вовлечен в интриги против Меншикова и в мае 1727 года лишился чинов и должностей и отправился в ссылку в свои отдаленные поместья. Руководство академией – «для наилучшего над обретающимися в науках школьниками надзирания» – было временно поручено бывалому моряку, датчанину вице-адмиралу Даниэлю Якобу Вильстеру (1669–1732) 509. Несмотря на свой опыт и изрядную предприимчивость – именно Вильстер предложил организовать русскую колониальную экспедицию на Мадагаскар, – во главе академии адмирал не добился особенных успехов, в первую очередь из-за своего затяжного конфликта с влиятельным вице-президентом Коллегии, адмиралом Петером (Петром Ивановичем) Сиверсом (1674–1740) 510. Поначалу было решено, что на какое-то время в качестве заместителя Вильстера в академии останется Иван Львович Нарышкин, но тот предпочел взять длительный отпуск, сославшись на слабое здоровье. В результате в январе 1728 года Коллегия по просьбе Вильстера временно назначила вместо Нарышкина ему в помощь капитана Петра Пушкина (ум. 1744) 511.

В апреле 1728 года члены Адмиралтейств-коллегии предложили официально обратиться в Верховный тайный совет с просьбой назначить в Морскую академию постоянного директора. Генерал-адмирал Апраксин, однако, наложил вето на эту идею. Он явно считал себя ровней «верховникам» и не собирался уступать им право принимать кадровые решения в подведомственной ему сфере: с его точки зрения, Адмиралтейство имело все необходимые полномочия, чтобы определить на этот пост одного из капитанов или капитан-лейтенантов 512. Вполне предсказуемо, Коллегия выбрала самый простой выход и превратила временное назначение Пушкина в постоянное. Два года спустя его сменил капитан Василий Мятлев (ум. 1766), а еще через два года ему на смену пришел капитан-лейтенант Василий Арсеньев 513. Все они были опытными профессиональными моряками, а Пушкин и Арсеньев, среди прочего, также практиковались в качестве волонтеров в западноевропейских флотах. Бросается, однако, в глаза, что по сравнению со своими предшественниками они обладали гораздо более низким рангом и социальным статусом: можно предположить, что подобный сдвиг отражает и общее падение значимости академии в глазах правительственной элиты. И, конечно, офицеры эти, назначенные на свой пост Адмиралтейств-коллегией, имели гораздо меньше возможностей отстаивать ее интересы: они не могли и мечтать о том, чтобы обращаться напрямую к государю или ключевым сановникам, как это делали Матвеев или Скорняков-Писарев.