Святослав Смирнов - Государство Селевка I. Политика, экономика, общество

Второй идеологической линией для Селевка стала пропаганда непосредственно его личной власти. На первых же монетах, отчеканенных Селевком, появляется символ династии Селевкидов — якорь. Происхождение этого знака неизвестно, но нужно заметить, что он был не просто частью мотива или монетного типа, но являлся особым символом власти Селевка, сопровождавшим различные монетные изображения [226]. После смерти Селевка появилась легенда, в которой этот символ был связан с рождением будущего царя. По версии Аппиана ( Syr . 56), Лаодика, мать Селевка, дала ему перстень, на котором был изображен якорь, перед тем как сын ушел в поход с Александром. Юстин же (XV. 4. 3–7) повествует о том, что этот перстень Лаодика получила в подарок от Аполлона, настоящего отца Селевка. Чаще всего якорь как символ династии принято связывать со службой Селевка в качестве наварха у Птолемея (316–312) [227], однако нет никакой уверенности, что данный символ связан с Аполлоном [228]. Возможно, только в самом конце жизни Селевка, из-за тесных отношений с оракулом в Дидимах, Аполлон стал пропагандироваться как божественный прародитель династии. В надписи из Эритр (IErythrai 205), относящейся к концу 281 г. до н. э., читаем: ύμνεΐτ έπν σπονδαΐς 'Απόλλωνος κυανοπλοκάμου παΐδα Σέλευκον — «пусть воспоют возлияниями дитя Аполлона черноволосого Селевка» [229]. Безусловно, определенную роль в этом обожествлении играла царская пропаганда, но Аполлон как бог-покровитель династии появляется здесь в силу традиции почитания данного божества в данном регионе. Но возможно ли обнаружить в появлении культа Аполлона в качестве династического культа правящей фамилии преемственность Ахеменидам, при которых культ Митры-Солнца, персидского аналога Аполлона, был одним из центральных государственных культов? Ответить на этот вопрос определенно невозможно. По крайней мере, в практике Александра существуют некоторые элементы заимствования ахеменидской религиозной пропаганды.

Возможно, по аналогии с более поздним эллинистическим периодом, в Вавилоне власть Селевка также была обожествлена и от имени какого-нибудь из местных божеств, хотя мы не располагаем достаточным количеством информации об этом. Из таблички BM 36277, больше известной как «цилиндр Антиоха I», нам известно, что, будучи царем, сын Селевка носил старые персидские и вавилонские титулы: «царь царей», «царь Вавилона», «царь всех стран». Возможно, также обстояло дело и с Селевком.

Особое место в царской идеологии занимало покровительство царствующей семьи храмам. Селевк, Антиох и Апама нередко делали богатые подарки различным святилищам. Так, во время своего соправительства Антиох не раз жертвовал определенные суммы храмам Вавилонии [230]. Возможно, Селевк поддерживал отношения с храмом Нергала — Эмеслам в Куте [231], а также с храмами Бела-Мардука — Эсагил и Набу — Эсида [232]в Борсиппе [233]. Какие-то дары упоминаются и в «хронике можжевелового сада» (BCHP 8. obv. 3). К 281 г. до н. э. относится письмо царей Селевка и Антиоха Сопатру, некоему официальному лицу, по поводу предоставленных храму Аида и Персефоны в Нисе права убежища и освобождения от некоторых налогов (RC. 9).

Однако Селевк щедро одаривал не только восточные святилища. После победы над Антигоном в 301 г. до н. э. и присоединения Сирии, царь начинает активно распространять свое влияние в Малой Азии. Центральной линией здесь стало установление отношений с оракулом Аполлона в Дидимах около Милета. Стараясь сблизится с Милетом, царская семья становится благодетелем и покровителем этого святилища. Антиох, сын царя, обещает жителям воздвигнуть стою, причем оплатив все расходы (IDidyma. 479) [234]. Первая жена Селевка Апама, также обещавшая строительство храма в Дидимах, была провозглашена покровительницей (IDidyma. 480). Вторая жена Стратоника покровительствовала храму Атаргатиды в Бамбике (Luc. De Syr . 19–25). И сам царь Селевк делал роскошные подарки храму Аполлона (RC. 5), а также вернул медное изображение божества, увезенное еще Ксерксом (Paus. I. 16. 3). В Тетраполисе Селевк строит святилище Зевса Ботея, одного из главных божеств его родины [235].

Можно предположить, что еще при жизни Селевка появляются легенды, характеризующие его как удачливого полководца и справедливого правителя. Античные авторы называют Селевка самым благородным среди диадохов, особо выделяя его почтенное отношение к богам и святилищам. Безусловно, большинство историй о подвигах Селевка сформировались достаточно поздно — при его потомках — но не подчеркивают ли они оттенки идеологической линии самого царя Селевка? В государстве Селевка не существовало культа царя, установленного государством, т. е. в таком виде, каким мы обнаруживаем его при Антиохе III или Антиохе IV: со специальными праздниками в честь царя, многочисленными жрецами царского культа. Надпись из Эритр (IErythrai 205) и надпись из Илиона (OGIS 212), где идет речь об Аполлоне как прародителе царской династии, относятся ко времени после смерти Селевка, как и пьедестал статуи, установленной царю Селевку поселенцами Таутерий (TAM. V. 2. 901. Приложение № 2. Документ 8). Единственным возможным свидетельством почитания царя Селевка как бога может быть пьедестал статуи Селевка из Милета (IMilet. III. 158. Приложение № 2. Документ 9). Однако это типичный случай полисного культа правителя, который в более поздний период встречается часто. Несмотря на многочисленные «намеки» и «возможные упоминания» источников, мы уверенно можем заявить, что впервые на государственном уровне у Селевкидов культ правителя был введен Антиохом I, обожествившим своего отца и построившим на его могиле в честь него храм, названный Никаторий. Но некий ореол божественности существовал вокруг каждого из диадохов, поскольку каждый из них в той или иной степени был удачливым полководцем, а в эпоху раннего эллинизма удачливый полководец и есть царь, а военная победа зависела, по мнению македонян, от расположения богов.

Царь в эллинистическом мире был не просто воплощением закона и олицетворением государства, не просто символом. Э. Бикерман писал: «был ли царь хорошим или дурным правителем, он вынужден был вести дела и заниматься всеми ветвями администрации» [236]. Вспомним уже цитировавшиеся строки из «Суды» (β 147. s.v. βασιλεία), что царь это не просто воин, но и тот, кто разумно руководит делами. Всестороннее вмешательство правителя в государственные дела, его личное и непосредственное участие в них являлось обязательным атрибутом эллинистической монархии, в том числе и селевкидской.

В период войн диадохов роль царя в административной жизни своего государства была крайне значимой. По сути, новые монархии, находившиеся на стадии формирования государственности, нуждались в такой политике, которая бы обеспечила им не только внешнюю, но и внутреннюю стабильность. Как это правило в «молодых» государствах, общий контроль за всем осуществляет один человек, в данном случае, эллинистический монарх. В более поздний период монарх теряет часть своих административных функций за счет расширения аппарата государственных чиновников, но в раннеэллинистический период все же он один сосредотачивает в своих руках все отрасли государственной политики.