Генрих Шлиман - Илион. Город и страна троянцев. Том 1

Однако все эти возражения совершенно пусты. Полагаю, что, говоря о топографии, я уже доказал, что, за исключением течения рек, долина Трои не пережила никаких существенных изменений со времен Троянской войны и что расстояние от Нового Илиона от Геллеспонта должно было быть тем же самым, как и теперь. Относительно кургана Эсиета Гестиея и Деметрий совершенно правы, утверждая, что греческий лагерь легче было увидеть с вершины Пергама, чем с погребального холма по дороге в Александрию-Троаду в 5 стадиях от Нового Илиона, поскольку Александрия-Троада находится к юго-западу от Илиона и дорога к нему, которая отчетливо отмечена бродом через Скамандр, когда река выходит на долину Трои, идет прямо на юг до самого Бунарбаши, в то время как Геллеспонт и греческий лагерь находились к северу от Илиона. Однако к югу от Илиона, точно в том направлении, в котором должна была быть дорога на Александрию-Троаду, я увидел перед собою, стоя на Гиссарлыке, курган высотой 33 фута и окружностью в 131 ярд и, согласно точному измерению, которое я проделал, в 1017 ярдах от южной городской стены. Таким образом, это и должен был быть тот погребальный курган, на который указывают Гестиея и Деметрий, однако они, очевидно, считали, что его следует отождествлять с могилой Эсиета, – просто чтобы доказать, что этот курган расположен на прямой линии между греческим лагерем и деревней илионцев (Ἰλιέων Κώμη) и что последняя и является тем местом, где располагалась Троя. Курган Эсиета, возможно, находился у современной деревни Кум-Кей, неподалеку от слияния Скамандра и Симоента, поскольку здесь все еще можно видеть остатки кургана в несколько футов высотой. Курган, который, по утверждению Гестиеи и Деметрия, является курганом Эсиета, теперь называется Паша-Тепе. Он был раскопан госпожой Шлиман, и у меня еще будет случай поговорить об этом более подробно [873].

Из указанных выше расстояний мы легко видим, что Деметрий считал, что гора Кара-Юр, которую я уже описал, является гомеровской Калликолоной и что, как уже говорилось, его «деревня илионцев» должна была занимать то место на низком холме на ферме г-на Калверта к северо-востоку от Фимбры, как раз перед болотом, теперь высохшим, которое обычно именовалось болотом Дуден. Несколько грубых эллинских черепков говорят о том, что здесь действительно находилась древняя деревня, но нет никаких скоплений руин. Утверждение Деметрия, что Троя-де исчезла без следа и что ее камни были использованы для восстановления других городов, и прежде всего стен Сигея, совершенно ни на чем не основано. Если, как я надеюсь доказать, Гиссарлык действительно является тем местом, где находилась Троя, то стены Трои были уже погребены в 20 футах под землей, когда в VII веке до н. э. был построен Сигей; и, поскольку никаких следов древнего города не было видно над землей, люди, конечно, полагали, что даже руины полностью исчезли – «etiam periere ruinae». Поэтому и получилось так, что Страбон, никогда не посещавший Троаду, принимает, как отмечает Грот [874], безосновательную гипотезу Деметрия, как если бы она была установленным фактом; он проводит резкое различие между древним и Новым Илионом и даже упрекает Гелланика за то, что он упоминает общепризнанное мнение местных жителей. Однако представляется достоверным, что теория Гестиеи и Деметрия не была принята ни одним другим древним автором, за исключением Страбона. Полемон, который, как уже упоминалось, был уроженцем Илиона, не мог принять теорию, согласно которой Илион не был настоящей Троей, поскольку его работа, где описываются местности и достопримечательности Илиона, сама по себе подразумевает это отождествление.

Новый Илион все продолжали считать настоящей гомеровской Троей и относились к нему соответственно. Согласно Страбону [875], «он снова был разрушен римлянами во главе с Фимбрией, который взял его после осады во время войны с Митридатом (85 до н. э.). Фимбрия был послан в качестве квестора при консуле Валерии Флакке, назначенном главнокомандующим в войне против Митридата. Фимбрия поднял восстание, убил консула в Вифинии, сам стал во главе войска и двинулся на Илион; когда же жители Илиона не приняли его, как мятежника, то он применил силу и взял город на одиннадцатый день. Когда Фимбрия стал хвалиться, что он на одиннадцатый день захватил этот город, который Агамемнон взял лишь с трудом на десятый год, имея флот в тысячу кораблей, причем вся Греция помогала в походе, один из илионцев заметил:

«Да, но у нас не было такого защитника, как Гектор». Затем на Фимбрию напал Сулла и разбил его; Митридата он по мирному договору отпустил на родину, а илионцев утешил, оказав им большую помощь по восстановлению города. Однако в наше время Божественный Цезарь проявил о них гораздо большую заботу, подражая Александру… Что касается Цезаря, то он не только был поклонником Александра, но, имея более действительные доказательства родства с илионцами, смело, со всем пылом юности стал благодетельствовать им. Эти доказательства были более действительными, во-первых, потому, что он был римлянин, а римляне считали Энея своим родоначальником, во-вторых, потому, что имя Юлий производили от Юла, одного из его предков; последний получил свое прозвище от Юла, одного из потомков Энея. Поэтому Цезарь отдал им землю, сохранив свободу и освобождение от государственных повинностей; они сохраняют и до настоящего времени эти привилегии».

Однако Аппиан [876]рассказывает о завоевании Илиона Фимбрией по-другому. Он пишет: «Жители Илиона, осажденные им, прибегли к Сулле, и Сулла обещал им, что он придет, и велел им в то же время передать Фимбрии, что они уже сдались Сулле. Услышав об этом, Фимбрия их похвалил, что они уже стали друзьями римлян, и велел им принять и его, так как ведь и он римлянин, внутрь стен, в насмешку указав им на родство, которое было у илионцев с римлянами. Войдя в город, он стал избивать всех подряд и все предал пламени; тех же, которые ходили послами к Сулле, он предал всевозможным мучениям. Он, не щадя ни святынь, ни тех, кто бежал в храм Афины, сжег их вместе с храмом. Он срыл и стены, и на следующий день он сам обошел город, следя за тем, чтобы ничего не осталось от города. Илион, испытавший худшее, чем во времена Агамемнона, погиб от рук «родственника». Не осталось целым ни одного алтаря, ни одного святилища, ни одной статуи; что же касается священного изображения Афины, которое называют Палладием и считают упавшим с неба, то некоторые думают, что оно было найдено неповрежденным, что при падении стен оно было ими засыпано, если только оно не было унесено из Илиона Диомедом и Одиссеем во время Троянской войны».

Аппиан добавляет, что это произошло в самом конце 173-й Олимпиады (то есть в 84 году до н. э.). Это рассказ о полном разрушении Илиона, данный Аппианом, жившим во времена Антонина Пия, едва ли кажется вероятным, особенно потому, что Страбон, который жил во время Юлия Цезаря и Августа (то есть почти на 200 лет раньше Аппиана) и был почти что современником события, знал только, что Илион пострадал, но не то, что он был стерт с лица земли.