Леонид Борисов - Жюль Верн

- Ваш пафос подчас приобретает очень гуманистический характер, указывал Груссе. - Думаю, что происходит это не случайно, а в результате глубоких раздумий, размышлений. Путь ваш труден, извилист, - я желаю вам еще десять лет на то, чтобы вы увидели. ..

- Десять лет? - рассмеялся Жюль Верн.

- Десять лет на то, чтобы увидели и поняли, - уточнил Груссе, - и тридцать лет на дальнейшую деятельность. Пожелай я вам еще пятьдесят лет жизни, - вы расхохочетесь, мой друг!

- Что же мне надо понять? - спросил Жюль Верн, настороженно ожидая ответа.

Груссе пожал плечами.

То, что не совсем понятно и мне, - откровенно сказал он. - Мне лишь понятно одно: одной науки для блага людей недостаточно. Нужна еще какая-то сила, которой наука будет служить...

Глава пятая

В ПОЛНУЮ МЕРУ СИЛ И ТАЛАНТА

Американская и английская критика после выхода в свет романа Жюля Верна "Плавучий остров" все чаще стала писать об угасании, упадке таланта "великого французского мечтателя". Английская критика, возможно, ошибалась вполне бескорыстно; что же касается американской, то здесь бескорыстие отсутствовало абсолютно; пером газетных и журнальных критиков водили подлинные хозяева Америки - представители банков и промышленности. Американские миллионеры построили плавающий остров, на котором расположился город-курорт - длиной в семь, шириной в пять километров, весь целиком из металла. Жюль Верн шутя говорил, что у каждой нации свое представление о райской жизни и что ему больше всего по душе рай магометанский: он безобиден, в нем все как в сказке: много вкусной еды, красивых женщин и чуть-чуть забот о завтрашнем дне, коль скоро есть красивые женщины. Рай христианский - сплошная абстракция, полная противоположность аду, в котором все конкретно, до костра и огромных котлов и сковородок включительно. Рай американский.. .

- Больше того, что у них имеется на плавающем самоходном острове, им не надо, - говорил Жюль Верн. - Они мечтают о праздности и, надо полагать, лучшего рая и не желают. Если моя Мишо в загробной жизни видит ветвистую яблоню, плодоносящую круглый год, то американцам достаточно здания банка с полным штатом служащих и чтобы в сейфах сохранился весь мировой запас золота. Но там, где все держится на золоте, на корысти, пышным цветом расцветают эгоизм, вражда, соперничество злых намерений. Эти свойства страшны и опасны не только для нации, но и для других народов: свойства эти издыхают только в громе и дыме войны...

Население острова в романе Жюля Верна ссорится между собою, разделяется на партии, затевает войну, и, в конце концов, остров погибает, разорванный на части своими же машинами, приводящими его в действие, - по вине владельцев "Стандарт-Айленд".

Осторожно отзывалась об этом романе и французская критика. Она не говорила об упадке таланта Жюля Верна, но давала понять, что творчество его испытывает некий кризис, что романист резко повернул в сторону и вместо того, чтобы по-прежнему прославлять науку,. стал сочинять злые памфлеты. "Читатели с нетерпением ждут от своего Жюля Верна приключений на суше и море...", - писали рецензенты.

- Мои читатели получают только то, во что я свято верю, то, что я люблю и ненавижу, - говорил Жюль Верн, читая критику. - Молчание Америки мне понятно. Есть у меня еще кое-что на примете. И всегда только наука, только бескорыстное пользование ее благами!

Жюль Верн был стар, но возраста своего не чувствовал, и если бы не двоил левый глаз, если бы не резкая боль после работы в правом, - Жюль Верн трудился бы не только утром, но и поздно вечером.

- Какое это счастье, какое наслаждение - труд! ..

На часах десять минут шестого, а Жюль Верн уже за своей конторкой. Очень трудно начать главу. Фраза должна быть неожиданной даже и для себя, словно кто-то предложил ее, а ты сомневаешься, хотя сочетание слов в ней, ее походка, интонация и физиономия (да, да, - фраза имеет лицо, которое в одном случае улыбается, в другом оно печально) не вызывают никаких возражений; легко и просто встает на свое место вторая фраза, за нею третья' и так далее. И только после того, как напишешь первую страницу, убеждаешься в том, что начало первой главы не там, где она вообще начинается, а где-то посредине и именно там, откуда возникает действие, сцена, картина. Жюль Верн старается давать для глаза, а не для уха читателя. Когда есть нечто для глаза, само собою отпадает нужда для уха. Первая и вторая страницы даются большим трудом, требуют много усилий. Но как только переходишь к страницам третьей и четвертой, все вдруг становится и легким и приятным. Кажется, что тебе кто-то нашептывает, подсказывает, диктует; и если герой улыбается,-улыбаешься и сам, и если герой гневается, - вслух гневно говоришь и сам. Жюль Верн работает и играет; любопытно посмотреть на него со стороны, когда он стоит за своей конторкой и довольно потирает руки или кому-то грозит пальцем и весело, раскатисто хохочет. Светит солнце. Где-то поют дети, им подтягивает мужской голос; дым из трубы соседнего дома вьется спиралью и тает. В дверь кто-то стучит. "Войдите!" - говорит Жюль Верн. В кабинет входит молодой, но уже сделавший себе им* адвокат Раймонд Пуанкаре. Он просит извинить его, - дело не терпит отлагательства.

- Вас обвиняют в том, - неторопливо начинает Пуанкаре,- что вы будто бы оклеветали нашего ученого Тюрпена в своем романе "Равнение на знамя", - вы изобразили его сообщником разбойников с Бермудских островов. Я не читал этого романа, простите. Обвинение смешное, но оно обвинение. Мне придется помучиться и понервничать. С одной стороны, - Пуанкаре театрально жестикулирует, - обвинитель отожествляет себя с изменником родины! Это уже. ..

- Черт знает что! - смеется Жюль Верн. - Наш Тюрпен, изобретатель мелинита, пытался продать свое изобретение за границей. Герой моего романа Томас Рош несколько напоминает Тюрпена, но...

- Вы знакомы с ним? - спрашивает Пуанкаре, расхаживая по кабинету.

- Я хорошо знаком со всеми крючками и петельками юридической науки, и потому вопрос о личном знакомстве отпадает: знакомый не потянет в суд по такому поводу!

- Наиболее опасные враги наши - это все те, кто хорошо знает нас, самодовольно произносит Пуанкаре, не называя автора этой весьма дряхлой от старости сентенции. - Хорошо уже и то, что судиться с Жюлем Верном означает идти в бой против целой дивизии в то время, когда у тебя только один взвод.

Пуанкаре самодовольно выпрямился, помахал цилиндром, огладил свою бородку, ту самую, которая спустя пятнадцать - двадцать лет всеми карикатуристами будет изображаться в виде копий и молний, направленных на противников Франции вообще и врагов лично его, французского президента. Жюль Верн дал понять, что он полыцен сравнением себя с дивизией. Пуанкаре расшаркался и водрузил цилиндр на свою голову чуть набекрень, - так он надевает его всегда после удачно проведенного процесса в суде.