Юрий Чурилов - Самоучитель начинающего адвоката

С. начал воровать с 13 лет и, кроме этого, по его словам, в жизни ничего делать не умел. Он не пил и не кутил, деньги тратил исключительно для удовлетворения жизненных потребностей, при этом он так и не скопил никаких богатств, пожалуй, кроме троих детей, разбросанных по разным отдаленным уголкам страны. С. был вором-гастролером. Он ездил по городам, останавливался в гостинице и каждый день выходил «на работу», нарядившись в костюм и вооружившись фомкой, которую носил с собой в полиэтиленовом пакете. Обход квартир он обычно начинал сверху вниз по этажам, проверял, нет ли жильцов, крепкая ли дверь, но насильственные действия никогда не совершал. Однажды во взломанной им квартире оказался ребенок, и С. просто ушел ни с чем, чтобы не пугать его. Воровал С. деньги и золото, которое сбывал барыгам на рынке, просто сдавал охапкой, без разбора. Удивительно, но по месту жительства он характеризовался с положительной стороны, не знали о его «работе» и престарелые родители.

В ходе проверок показаний в квартирах потерпевших С., с большим трудом преодолевая смущение, объяснял следователю, как совершал хищения. По окончании следствия он собирался в письменном виде попросить прощения у всех своих жертв. Не знаю, смог ли он это сделать (в суде его защищал другой адвокат), но то, что С. надоело воровать, было понятно. В 56-летнем возрасте его не оставляли в покое мечты «завязать» со своим преступным прошлым, создать семью с женщиной, которая при каждой возможности приезжала к нему на свидание из другого города. Именно поэтому С. рассказал следствию обо всех совершенных им преступлениях и, надеясь на снисхождение суда, просил рассмотреть дело в особом порядке, то есть без исследования доказательств. Кроме того, по просьбе оперов, съехавшихся со всего города, он в обмен на табак и несколько телефонных звонков из следственного изолятора добровольно «взял» на себя пару нераскрытых краж. На мой вопрос, почему С. так сделал, он заметил, что при рассмотрении его дела в особом порядке за 12 краж ему все равно больше пяти лет не дадут. Так и получилось, но С. долго переживал о том, что «взял» на себя кражу консервов, которая никак не вписывались в его воровскую биографию.

В мемуарах советских адвокатов мне приходилось сталкиваться с удивительными для сегодняшнего времени историями о том, как защитники добивались правды в Верховном Суде, обращаясь к судьям непосредственно на личном приеме, а прокуроры республики по их жалобам приносили многочисленные протесты на необоснованные приговоры по тяжким преступлениям. Ну почему такое происходило в тоталитарном государстве и нет сейчас – в «демократической и правовой» России? Я часто думаю о том, что такое было возможно именно потому, что в те далекие приснопамятные времена никто из реабилитированных и помыслить не мог о каких-либо существенных компенсациях со стороны государства. Сейчас же судьи боятся оправдывать преимущественно по той причине, что это может повлечь обязанность государства платить за искалеченные судьбы.

Однажды ко мне обратилась дочь раскулаченного в 1929 году крестьянина, которая как член семьи репрессированного была реабилитирована и получила от государства мизерную компенсацию в размере 8349 рублей за все конфискованное имущество, включая дом. Кроме того, у нее еще был репрессирован и дед – Я., бесследно пропавший в концлагерях. Но прежде чем рассказать о ее деле, сделаю небольшой экскурс в историю.

Первые попытки коллективизации крестьян были предприняты вскоре после революции, когда в деревне стали насаждаться колхозы и совхозы. Дальнейший ход событий был определен так называемым «кризисом хлебозаготовок» в конце 20-х годов. Индустриализация требовала все больших средств, которые можно было получить за счет экспорта хлеба, а крестьяне не желали сдавать его за бесценок. В этих условиях руководство страны пришло к выводу, что единственным способом гарантированного получения хлеба станет ускоренное объединение крестьян в колхозы. В соответствии с Постановлением Политбюро ЦК ВКП (Б) от 30 января 1930 года «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации» предписывалось:

…Конфисковать у кулаков… средства производства, скот, хозяйственные и жилые постройки, предприятия по переработке, кормовые и семенные запасы… Принять в отношении кулаков следующие меры: а) первая категория – контрреволюционный кулацкий актив немедленно ликвидировать путем заключения в концлагеря, не останавливаясь в отношении организаторов террористических актов, контрреволюционных выступлений и повстанческих организаций перед применением высшей меры репрессии; б) вторую категорию должны составить остальные элементы кулацкого актива, особенно из наиболее богатых кулаков и полупомещиков, которые подлежат высылке в отдаленные местности Союза ССР…; в) в третью категорию входят оставляемые в пределах района кулаки, которые подлежат расселению на новых отводимых им за пределами колхозных хозяйств участках.

При этом ни в законах, ни в партийных указаниях не давалось полного определения, кого считать кулаком. Первоначально к ним относили тех, кто использовал наемный труд, а позже и тех, кто имел в хозяйстве двух коров или двух лошадей. В итоге, к 1935 году коллективизация затронула 93 % всех крестьянских хозяйств – не только «кулацких», но и «середняцких» (всего насчитывалось 24,5 млн хозяйств), около миллиона семей было переселено в отдаленные районы и в пределах своих областей, общее число раскулаченных доходило до 10 млн. Важную роль в окончательной победе режима над крестьянством сыграл голод 1932–1933 годов. Коллективизация нанесла тяжелейший удар сельскохозяйственному производству, тем не менее некоторая часть сельского населения выиграла от проведения коллективизации: это касалось наиболее неимущих («бедняков», «батраков»), которым кое-что досталось из «кулацкого» имущества.

Проблемы восстановления справедливости должен был решить Закон РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 года, однако в нем до сих пор не содержится прямого указания о реабилитации крестьян, репрессированных в период коллективизации. В 1992 – начале 1998 года раскулачивание, конфискация, изъятие или выход иным путем имущества из владения в связи с применением репрессий в административном порядке расценивались как «иное лишение или ограничение прав и свобод лиц» (п. «в» ст. 3 Закон РФ от 18.10.1991 № 1761–1 «О реабилитации жертв политических репрессий», далее – Закон о реабилитации). Согласно письму Главного информационного центра МВД РФ от 18 июля 1997 года № 34/5–1371 «О реабилитации отдельной категории репрессированных граждан» указывалось, что «наряду с лицами, у которых в связи с признанием их хозяйства кулацким, было изъято имущество, но которые с места постоянного проживания не выселялись (глава семьи, его жена), подлежат реабилитации проживавшие вместе с ними на момент применения репрессии совершеннолетние (достигшие 18-летнего возраста) члены их семей». Таким образом, появилась возможность реабилитации членов семей раскулаченных, не выселенных в другие области. Вместе с тем многим гражданам было отказано в реабилитации, в том числе ввиду отсутствия архивных документов, подтверждающих факт применения репрессий. К тому же в марте 1998 года на Всероссийском совещании в Генеральной прокуратуре РФ с участием заинтересованных ведомств было принято решение прекратить реабилитацию раскулаченных граждан, а 8 октября 2002 года принимается указание Генеральной прокуратуры РФ за № 13–4–03, в соответствии с которым кулаки и члены их семей, подвергнутые в административном порядке репрессиям в виде конфискации имущества по классовому или социальному признаку без выселения в отдаленные местности, реабилитируются, если установлен факт применения репрессий в судебном порядке. Это было связано с подготовкой проекта закона о внесении дополнений в Закон о реабилитации, который до сих пор не принят.