Владимир Елистратов - Неопавшие листья русского языка

Человеческое общество в целом как некая планетарная данность и планетарный проект в устах и антиглобалистов, и эсхатологов, и экологов, и «научных» футурологов, и «творцов» массовой апокалиптической поп-продукции — обречено.

Образ светлого будущего, счастливого общества будущего в современной культуре (и российской, и западной) не востребован. У общества потребления (еще один «безнадежный» контекст), живущего здесь и сейчас, долгосрочная перспектива не существует.

Корень «общ» отторгается индивидуалистским сознанием. Слово «общественный», «общественность» и др. у многих людей ассоциируется с пустотой, обманом, бездельем, неконкретным содержанием, пустословием. Достаточно вспомнить, как относилось население к идее создания Общественной палаты.

По всей видимости, дискредитация (произвольная или непроизвольная) чисто русского синтетического архетипа «общ»-«обч» проходила в четыре этапа. Сначала в XVIII веке произошла адаптация западного концепта «социо» (из французского после издания «Общественного договора» Руссо, через немецкий язык), начавшего подмену русского концепта «общ».

Затем в XIX — начале ХХ века трансформация продолжилась. Наиболее ярко это видно на судьбе слова «община», которая подменила слово «мир».

Далее: советский дискурс, активно «педалировавший» «общ» через «общественную деятельность», «общественников» (кстати, в XIX веке слово это означало участника в жизни крестьянской общины) и проч., окончательно дискредитировал любые «общ» в глазах рядового советского обывателя.

И, наконец, волна вербальной вестернизации конца ХХ — начала XXI века активным внедрением «социокоммуникативных» концептов довершила процесс.

Словари синонимов русского языка дают множество «переводов» слова печаль. Это тоска, горе, грусть, скорбь, горесть, уныние, хандра, депрессия, сплин, меланхолия, ипохондрия, подавленность и т. п.

И все же языковое чутье упрямо подсказывает и даже настаивает, что в печали есть что-то, если можно так выразиться, благородное, возвышенное, чистое. Мы с вами понимаем, что синонимы — слова, близкие по значению, но не совпадающие. Не случайно среди синонимов печали есть еще и такие слова, как печалование, кручина. Все-таки согласимся: депрессия и печалование далеко не одно и то же. Ведь сказал же великий поэт А. С. Пушкин: «печаль моя светла…» А другой писатель, С. Н. Сергеев-Ценский, назвал свою проникновенную лирическую книгу «Печаль полей».

Вряд ли возможны «лирические словосочетания» светлая хандра или подавленность полей.

В русском слове печаль есть что-то от японского понятия саби — основы японской поэзии, которое мы можем перевести примерно как «сладкая память о бренности бытия». Человек идет по осеннему лесу. Видит «природы увяданье». Ему печально, но печаль эта отчего-то приятная, возвышающая, облагораживающая душу. Ведь именно осень была любимым временем года у А. С. Пушкина. В его жизни была знаменитая Болдинская осень. А не зима, весна или лето.

Да, печаль, несмотря на всякие печальные результаты и печальные обстоятельства , все-таки — глубоко поэтическое слово. Но в современном русском языке это слово имеет и еще одно значение: забота (это не твоя печаль!).

К сожалению, это значение сейчас стало периферийным, второстепенным. На самом же деле оно очень важно. Оно — ключ к пониманию истинного, глубинного значения слова.

Печаль имеет тот же корень, что и печься, опека, попечение. Печа по-русски — забота, радение, рвение, заступничество, хлопоты, усердное участие. Попечалуйся — значило прими близко к сердцу, позаботься. Печальник, печальщик — попечитель, заступник, благодетель, оборонитель, покровитель. Так называли в быту родителей — отца и мать, которые заботятся о детях. Так называли монахов, которые молятся за спасение всех людей. Человека, который активно неравнодушен к судьбе других, называли печным, печливым, печалливым .

То есть печаль — это не пассивная депрессия (то есть подавленность, угнетенность), а активное сочувствие и содействие.

Ведь и осенняя «высокая печаль» А. С. Пушкина — это активное поэтическое соучастие в жизни, судьбе природы и всех людей, «лирическое печалование» за мир.

Кстати, совсем, казалось бы, бытовое и сниженное слово печь (приготовлять пищу путем прогревания) — тоже «родственник» печали. И правильно: печь — значит делать, причем с помощью активнейшей стихии — стихии огня.

У того же А. С. Пушкина в «Пророке» читаем хрестоматийное: «глаголом жги сердца людей». Если бы мы стали переводить эти знаменитые напутственные слова «шестикрылого серафима» поэту на разные индоевропейские языки, в том числе и древние, то во многих из них оно звучало бы именно как «пеки, испекай словом людские сердца», исполняй их «пеклом, печалью».

Печаль — это и «горение сердца», и «поджигание жаром своего сердца других сердец». И тут нет никакого надуманного пафоса.

Современная жизнь подчас груба и цинична. Из печали современный сленг сделал печальку, то есть неприятность («у меня лютая печалька: меня лишили премии»).

Но мы должны помнить, что любой настоящий человек, серьезная творческая личность (а уж гений — особенно) обязательно наделен даром подлинной печали. Он хочет помочь миру, сделать мир лучше. Он — печальник. Даже если он снимает «смешные» фильмы или пишет «смешные» романы — в них обязательно есть подлинная глубина печали. Именно она делает эти фильмы и романы «настоящими», классическими, надолго востребованными.

А если нет — вся жизнь человека становится чередой пустых «печалек» и депрессий.

«Подлый» — значит низкий (в нравственном отношении), бесчестный, гнусный, «грязный».

Это слово появилось в русском языке относительно поздно, не раньше XVII века. И его история — яркий пример «неисповедимых путей» семантики языка.

Скорее всего, оно появилось как некое «классовое оскорбление», даже, пожалуй, — «национально-классовое». Первоначально преимущественно польская шляхта «подлыми» называла восточнославянских крестьян. «Подлый» — это не прямое польское заимствование, но в польском оно появилось раньше, чем в русском. В дальнейшем «подлыми» стали называть низкие сословия, простой народ.

С одной стороны, это было, так сказать, чванливое «западническое» по духу дворянское ругательство. Синоним «хама», «мужика», «лапотника».

С другой, поскольку слово «подлый» имеет прозрачную внутреннюю форму и абсолютно прозрачный, незамутненный этимон «под», оно было «обречено» на стремительное семантическое расширение.