Владимир Елистратов - Неопавшие листья русского языка

«Под» — это то, что «внизу» в самом широком смысле, в том числе и в ценностном (аксиологическом) и нравственном (этическом).

Поэтому социально-классовая составляющая быстро отошла на второй план и была практически забыта, и этот корень стал очень сильным нравственно-оценочным маркером.

Причем распространен он был и в народных говорах, и в речи дворянства, и в жаргоне чиновников. Где, кстати, произошла очень интересная вещь: слово «подлый» непроизвольно «породнилось» с «подличать», «подличанье», которое происходит не от «подлый», а от «лицо». «Подличать» — значит «приспосабливаться под лицо». Если корень «ложноэтимологически притягивает» к себе другие слова, это значит, что корень этот сильный, продуктивный, «энергоемкий».

Но в дальнейшем, уже в наше время, произошло некое стилистическое раздвоение корня. В современном массовом языковом сознании, преимущественно молодежном, слова «подлый», «подлость», «подлец» и «подличать» — слишком «высокие». Отреагировать на чьи-либо, так сказать, нелицеприятные действия словами «это подло», или «вы подличаете», или «вы подлец» — слишком мягко, слишком «интеллигентно», недейственно. Это не «полновесное» оскорбление.

Зато пышным цветом расцвели «подлянки», «подляжки» и «подлюки», которые, опять же, ложноэтимологически притянули к себе «падлу», «падаль» и проч. Или наоборот — были притянуты, что не так существенно.

Со словом «подлость» произошло то, что отражает существенную тенденцию современного языка. «Подлость» («подлый», «подличать») как бы «зависла» между зоной агрессивных, сниженных, «разнузданных» инвектив и зоной, если можно так выразиться, «структурных», социально значимых инвектив, которые особенно актуальны для сферы права.

Условно говоря, между «антисемит» и «гнида», между «взяточник» и «тетеха».

Таких хороших, семантически ясных русских нравственно-оценочных слов, которые остались «не у дел», много. Например, фраза Шарапова из фильма «Место встречи изменить нельзя» «Мы, работники МУРа, не имеем права шельмовать» у современного подростка вызывает снисходительно-пренебрежительную улыбку. «Шельмовать» — это семантически «отстойно». То ли дело «хитрожопить». Так же, как все в том же фильме Фокс улыбается на слово «пожурил». Из языка уходит «золотая середина», здравый смысл, точка отсчета, чувство меры. Нормы, наконец. Это — глобальная тенденция, охватывающая все сферы речи — от фонетики и интонации до синтаксиса.

Способ реанимации таких слов, на наш взгляд, один. Это, так сказать, иронично-образная игра с ними. Словообразовательная, образно-контекстуальная игра. Игра — без «заныривания» в откровенную сниженно-бранную сферу. И в то же время — развивающая чувство языка. К примеру, уменьшительно-ласкательная суффиксация, каламбуры и т. п. «Подлохвостик». «Подлократия». «Заподлоподозрить в неподобающих поступках». Казалось бы, парадокс, но истинное чувство нормы воспитывается именно через творческую игру.

И все это особенно значимо при работе с еще «лингвистически не упущенными» детьми.

Слово индоевропейское, общеславянское. Этимология прозрачна и ясна. Онтологически концепт «правда» (от «право») по своему семантическому статусу в русском языковом сознании, по позиции в иерархии ценностей близок к концепту «совесть». Не случайно они часто контекстуально соседствуют в русских сакральных текстах, включая и «условно сакральные» тексты русской классики. Пожалуй, сюда следует добавить и слово «добро». Может быть, «нравственность». В целом, кстати, можно говорить, воспользовавшись расхожей лингвистической терминологией, о неких парадигматических и синтагматических смысловых лучах. Парадигматический луч — луч «вертикальный», диахронический, историко-этимологический (или нарочито ложноэтимологический: см., например, «совесть-совет»). Синтагматический луч — контекстуальный, синхронический. Слова-концентры «тянутся» друг к другу, чисто статистически — частотно попадая в совместный «малый контекст» (толстовское «добро, простота и правда», шукшинское «нравственность есть правда» и т. п.).

Нечто похожее лингвисты называют «ассоциативно вербальной сетью». В сущности, речь идет о психосемантическом интернете.

Этимологическая и смысловая связка «правда» — «право» с огромным словообразовательным гнездом (от «правдоискателя» и «праведника» до «правовых политических сил» и «правозащитника») — одна из напряженнейших семантических зон в современном, в том числе и политическом, дискурсе. Вместе с тем многие, если не все «поддоны» в ней, можно сказать, слишком «заболтаны» и на глазах утрачивает свою энергию.

Политическая оппозиция «правый — левый», судя по всему, во многом — архаизм. Например, партия «Правое дело» использует слово «правый» в качестве каламбура, основанного на многозначности слова «правый», и как прецедентный текст («Наше дело правое, враг будет разбит» и т. д.). Прецедентный каламбур — типичный рефлекс пост(пост)модернистского дискурса. Это — вчерашний день политической номинации.

Семантика «права» как юридико-политическая «опция» слишком активно эксплуатируется как официальной властью, так и радикальной оппозицией. Обсуждение «прав граждан» и «прав человека» все больше смещается из политики («права избирателя») в чисто юридическую (финансово-юридическую) зону и превращается в «права потребителей», «права собственников» и проч. Слово «право» стремительно юридизируется в языковом сознании. Политически, идеологически вроде бы более или менее «насыщенно» звучит слово «свобода», но оно долгое время было занято диссидентским и другими радикальными дискурсами (радиостанция «Свобода»). Получается, что «право» — слишком прагматично, «ползуче», «свобода» — слишком пафосно, «романтично» и не имеет отношения к реальности. К тому же слово «свобода» активно берется на вооружение бизнес-дискурсом. «Деньги — чеканная свобода». Слово «свобода» в обывательском сознании все больше ассоциируется с личным автомобилем.

Слово «правда» также одно из частотнейших в современных СМИ. Его исконная семантика близка к семантике слов «истина», то есть это, по сути, «высшее знание» (ср. «вед», «совесть»). Вместе с тем это и осуществление, реализация Истины, то есть Справедливость («жить не по лжи»). В том же контексте звучит и «Русская правда», то есть и как Высшая Истина, и как ее воплощение в государственном праве. На этом отлично сыграли (без национального маркера) коммунисты со своей газетой «Правда».

Современные речевые контексты смещают семантику слова «правда» в локальную зону, в одно из значений этого слова (см. любой толковый словарь). «Правда» — это достоверная информация, и не более того, вернее — единственная достоверная информация, которую «знаем только мы». В этом смысле любое средство СМИ уподобляет себя некоему эзотерико-конспирологическому эксперту. И получается, что «у каждого своя правда». Информационный Вавилон.