Дмитрий Быков - Иностранная литература: тайны и демоны

Но главная катастрофа XX века в том, что ницшеанский миф, киплингианский миф, гумилевский миф рухнул, обернувшись своей чудовищной противоположностью. Ницше, хотя сам к фашистам не имел никакого отношения, стал их главным организатором и вдохновителем, и ему уже никогда от этого не отмыться. А сверхчеловек оказался сверхнедочеловеком. Случилось то, чего Киплинг не знал, о чем Киплинг не мог догадываться. Случилось то, в чем прав был Лермонтов: Восток оказался сильней. Человек, пришедший в стаю волков, не научит волков разговаривать, и не даст им закона, и не приведет их к морали. Он станет волком и или умрет, или утратит человеческий разум. Вот в этом заключается главный, самый страшный и трагический урок XX века.

Мы сейчас наблюдаем с вами довольно интересный извод этого киплингианского конфликта. Некоторые утонченные интеллектуалы, желающие влить свежую кровь в дряхлые жилы цивилизации, начинают обожествлять ДНР и ЛНР. Почему-то стремление интеллигента припасть к дикости совершенно бессмертно, почему-то эта мечта никогда не умирает. Вот откуда у Ницше его любовь к простым и грубым радостям, вот откуда у Маугли его любовь к волкам. Маугли же не просто так вернулся в джунгли. Что ему мешало остаться в гостеприимном доме богатой женщины Мессуа? Но, побыв пастухом буйволов, он понял, что ему другой дороги просто нет, как всякому приличному человеку. Вот только утопия в том и заключается, что волка не сделаешь человеком. Человек становится волком, и это необратимо.

На эту тему, кстати говоря, написаны еще два великих произведения, поразительно друг на друга похожих и позволяющих нам вывести центральный инвариант (термин Александра Жолковского) прозы девяностых годов XIX века, которая потом аукнулась в двадцатых годах века двадцатого.

В каких двух текстах поднимается тема хирургического превращения зверя в человека? В «Острове доктора Моро» Герберта Уэллса и в «Человеке-амфибии» Александра Беляева. И связывают их три ключевых слова.

Во-первых, слово «Англия», потому что Англия – главная колониальная держава, которая решает эти проблемы наиболее напряженно. Потом Советский Союз становится главной колониальной державой, и появляется Ихтиандр, «Ихтиандр, сын мой!». Вот второе обстоятельство, которое их роднит. И третье ключевое слово – Закон. Помните, когда в «Острове доктора Моро», самой страшной антиутопии рубежа веков, зверолюди повторяют хором:

Не ходить на четвереньках – это Закон. Разве мы не люди? Не лакать воду языком – это Закон. Разве мы не люди? Не охотиться за другими людьми – это Закон. Разве мы не люди? [37] Перевод К. Морозовой.

Про закон говорят и волки: разница только в том, что Уэллс очень вовремя понял, что звери остались зверями, и потому страшные эксперименты на человеке-пуме закончились тем, что пума убила доктора Моро. А Маугли и его создатель искренне полагали, что никаких непреодолимых барьеров тут нет. Мы придем к Востоку, Восток нас примет, и из этого родится новый синтез, который осияет собою мир.

Почему, кстати говоря, такая, казалось бы, богатая, с такими великолепными приключениями история никак не превращается в масштабный сериал? Потому что всё, что можно написать про Маугли, Киплинг уже написал. Маугли – это роман-воспитание, и не случайна у Киплинга очень характерная отмазка: «…спустя много лет он стал взрослым и женился. Но это уже – рассказ для больших!» Или, как говорили бы Стругацкие, это совсем-совсем другая история.

У Маугли нет будущего. Будущее Маугли – это будущее совсем другого человека, которого зовут Натху, как звали младенца, пропавшего в джунглях. Он вернется к людям уже не пастушком, а повелителем, но он уже не будет свехчеловеком. Он будет просто человеком, и с ним случится то, чего никогда не случается с богами: он женится. Христос не может жениться. Прометей не может жениться. А Маугли – может. И обратите внимание, как страшно, горестно, каким колоколом отзывается финал последней сказки:

– Все долги уплачены теперь сполна. Что же касается остального, то я скажу то же, что и Балу. – Она (Багира. – Д.Б. ) лизнула ногу Маугли. – Не забывай, что Багира любила тебя! – крикнула она и скачками понеслась прочь.

У подножия холма она снова крикнула громко и протяжно:

– Доброй охоты на новом пути, Хозяин Джунглей! Не забывай, что Багира любила тебя!

– Ты слышал? – сказал Балу. – Больше ничего не будет. Ступай теперь, но сначала подойди ко мне. О мудрый Маленький Лягушонок, подойди ко мне!

– Нелегко сбрасывать кожу, – сказал Каа. А Маугли в это время рыдал и рыдал, уткнувшись головой в бок слепого медведя и обняв его за шею, а Балу все пытался лизнуть его ноги.

– Звезды редеют, – сказал Серый Брат, нюхая предрассветный ветерок. – Где мы заляжем сегодня? Отныне мы пойдем по новому пути.

И это – последний из рассказов о Маугли.

Это действительно последний из рассказов о Маугли. Потому что это последний рассказ, в котором Маугли – властелин джунглей. Как только Маугли станет человеком, он забудет язык джунглей.

В мировой литературе все очень связано, и все христологические мифы, христологические концепции выстраиваются в удивительно наглядный, меня самого изумляющий ряд. Миф о Прометее, миф о Христе, миф о Маугли, миф о Гарри Поттере… Все великие христологические эпосы, в том числе и эпос о Маугли, – это эпосы о крахе старого мира, и мы не раз говорили об этом, например, в тех же лекциях о Гоголе, об Ильфе и Петрове. Это эпос о том, как отец больше не может управлять миром. И Маугли приходит в мир джунглей, когда расшаталась власть отцов. Балу уже стар и ничего не может. Каа, удав, тоже стар, и ничего, кроме как глотать бандер-логов, он не умеет. Акела промахнулся. Нужны новые фигуры. И не случайно в рассказе «Тигр, тигр!» Маугли, изгнанный из деревни, «ушел и с этого дня охотился с четырьмя детьми Матери Волчицы». Маугли набрал себе апостолов. Но Евангелие может закончиться только распятием и вознесением. Постепенная христианизация возможна, но невозможно превращение людей в полубогов. Невозможно земное осуществление утопии. Точно так же у Маугли ничего не получится ни с людьми, ни со зверями. Либо он живет в джунглях, и тогда ему рано или поздно становится скучно, либо он уходит к людям, и тогда он рано или поздно становится одним из них.

Творческая и человеческая судьба Киплинга – это история страшного, рокового разочарования, которое выразилось в том, что его утопия превращения мира в одну огромную радостную колонию закончилась, по сути дела, империалистической войной. История человечества в 1914 году не переломилась, а кончилась. Началась другая история. Это уже другое человечество. Киплинг – последний гений ушедшего мира, мира бродяг и конкистадоров, покорителей и завоевателей, мира личностей, мира свободы, мира, в котором Обама, условно говоря, весит больше, чем Дональд Трамп. Но XXI век – это век Дональда Трампа, в масштабе человечества Трамп уже победил, потому что составляет безусловное большинство. Отдельные оптимисты вроде меня еще верят в то, что это такое юлиан-отступничество, что человечество вернется на прежний путь. Но шансов на это все-таки исчезающе мало. Настал век масс. Век личностей закончился самоубийством 1914 года.