Евгений Ермолин - Мультиверс. Литературный дневник. Опыты и пробы актуальной словесности

Война Традиции и Утопии, поражение Традиции и победа Утопии, оказавшаяся пирровой, – это не лотерейный выбор будущего Асеевым и Несмеловым, о котором как-то рассказал писатель.

Cоветский Овидий с берегов Охотского моря, Козин умудрился именем всеми к тому времени забытого Аполлона Григорьева легитимировать довольно свободный дискурс о себе и Боге. От григорьевской «Цыганской венгерки» в песне на ее мотив не так уж много, если не считать совпадение чуть ли не самой популярной русской романтической темы, которая, кстати, почти иссякла у нас в последние десятилетия.

Где цыганский романс? Вянет пропадает. Где Сличенко? Последний раз видел его на смешном фото с Говорухиным, Якубовичем и нацлидером. А ведь были времена и голоса!

Сталинская архитектура всегда вызывала у меня неприятие и отторжение, я бы даже сказал – некое тошнотное чувство на грани эстетического ужаса. Причем везде, как если бы все сталинское строительство происходило в одном едином сталинском городе и несет на себе общую печать. Сталинская Москва в принципе ужасна. И все остальные анклавы сталинского города тоже.

Сталинская архитектура – это архитектура варваров, паразитирующих на культуре прошлого. Ренессанс, классицизм, да хоть барокко – а в итоге все равно получается тяжеловесный вавилонско-ассирийский канон, за которым считываются тьма духа, рабство, кровь и смерть.

Лишь очень иногда громоздкая бесчеловечность уступает место если не непосредственной душевности, то рассудочному изыску (станция Маяковская) или добросовестной подражательной банальности в манере старых мастеров.

«С лязгом, скрипом, визгом опускается над Русскою историею железный занавес. „Представление окончилось“. Публика встала. „Пора одевать шубы и возвращаться домой“. Оглянулись. Но ни шуб, ни домов не оказалось».

Ну да, сказано еще в 1917 году. Мы, как становится всё яснее, жили в эпилоге, так сказать – в финальном дивертисменте. Но и он не бесконечен. Собственно, что такого исторического происходит в России в последние 20 лет, чем можно отчитаться в Судный день?

Вокруг нее кипят такие страсти, что хочется поделиться сугубо личным мнением.

Таки да. Если вы передоверяете себя, со своими правами, и с обязанностями заодно, кому-то третьему.

Скажем, если вы отлично работаете в фирме, которая прогорела, и факт ее банкротства удостоверен уполномоченными органами, то все ваши апелляции к своей высокой квалификации будут тщетны.

Странно сегодня видеть, что люди вспоминают про свои личные и частные права только тогда, когда общие последствия круговой поруки ударили и по ним. А до той минуты не испытывали никакого дискомфорта. Наслаждались бесправьем с сопутствующей безответственностью.

С другой стороны, хорошо, что вспоминают. Глядишь, теперь уж так легко не станут их делегировать кому попало.

Я думаю, все же различия тоже огромны. Сближает оба исторических прецедента пьяный постимперский психоз и попытка кровавой щекоткой реанимировать мертвое, гниющее и смердящее, тело империи.

Сходствами, которые тут названы, мы обязаны банальным и вполне универсальным технологиям конструирования упыресущего имперского монстра.

Но ни национализма, ни социализма при этом нет. Разве что в паразитическом и демагогическом модусе пропаганды.

Есть кондовые традиции восточного деспотизма и ордынского рабства – худшее, что вообще было в российской истории, – на новой технологической основе (визуальные симуляции).

А ведь было и другое – Русь странническая, Русь, чающая если и не чуда преображения, то – вольной воли, Русь, алчущая и жаждущая правды, Русь личной святости и личного творческого дерзания, выходящего далеко за пределы человеческих возможностей. Это та Россия духа, которая и поныне сопротивляется трупным ядам имперского распада.

Да, вообще у нас патологическая сосредоточенность на этатистском видении истории, еще и с московско-ордынским, авторитарно-деспотическим прищуром, – в то время как главное в России происходило помимо рабовладельческого государства, понимаемого как вертикаль и аппарат. Это «бродячая Русь», свободная поморская, казацкая, старообрядческая, торговая Россия, это окна свободы в искусства и науки, в странническую аскезу и молитвенное уединение.

Русской свободе хронически не хватало стабильной формы, она легко клонилась в сторону протеистичной анархической воли, отчего оказывалась уязвимой, гнулась и капитулировала перед той или ной формой рабства, но зато она и возрождалась с очевидным постоянством, как Феникс. (Западная Русь=ВКЛ и Господин Великий Новгород – вообще особая статья, конечно, но уж явно иной, свободный мир, русская Европа.) Раньше она могла подчас удачно прикрепляться к большим темам эпохи, но у современности нет больших тем. Есть диффузное брожение и есть личный выбор.

(август 2016). Она резко меняется в центре, и эти изменения вызывают смешанные чувства. Это теперь город широких тротуаров, светлой плитки, ее кладут неустанно и везде. Город, где много скамеечек, где уютные кафе. Талантливо и даже с некоторым перебором выполненные декорации европейской столицы. Нарядная публика европейского стиля. Много обаятельного – в лицах, в жестах, в деталях прикида. Начинает казаться, что хипстерская революция 2011—2012 годов победила. Но это странная победа.

Юной и не очень юной публике предложен комфортный способ публичного времяпрепровождения в обмен на неучастие в общественной жизни и отсутствие каких бы то ни было политических амбиций. Центр Москвы – хипстерское гетто, с несколькими кульминациями, из которых самая гламурная – Патриаршьи пруды с Малой Бронной и ближайшими окрестностями.

выглядят со стороны невнятной бурей в стакане воды, если судить по комментариям людей, к Пену не причастных и литературой интересующихся от случая к случаю. Однако эта буря небезынтересна. Вы спросите чем?

Я тоже сначала не мог понять. Но постепенно осознал: РПЦ сегодня – рубеж, на котором встретились очень характерные рефлексы эпохи. События в РПЦ и вокруг него – это специфическая краска скоропалительного исторического момента, симптоматичная виньетка, микроавантюра в ряду других синхронных авантюр нашего мутного времени. Местами очень смешно. Часто грустно.

Мне кажется, многими членами Русского Пен-центра эта организация мыслится как нечто гиперэлитарное. Элита элит, клуб великих писателей. (Мне самому так когда-то казалось издалека, пока я не вник в суть дела.) Аналог взятого властями на содержание александрийского Мусейона, склеротической французской Академии или еще какого престижно-аристократического литературного заведенья. В реальности это далеко не так: достаточно взглянуть на список членов РПЦ, чтобы вас настигло понимание, что в нем состоит очень пестрый народ. Но до поры-до времени это казалось неважным. Особую бронзовость начали со временем находить в себе члены исполкома РПЦ – и за последние пару лет забронзовели насмерть.