Витторио Страда - Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

Довольно молодой возраст коммунистических руководителей свидетельствует о том, что они, как правило, не имели большого опыта работы в рабочем движении. Тем не менее кое-какие данные, которые нам удалось обнаружить, могут стать причиной некоторых любопытных открытий. В 1924 году 61 процент состава кадровых работников КПГ принадлежал к организациям рабочего движения до 1916 года и не более 3 процентов составляли члены партии, вступавшие в нее после 1920 года; в целом было лишь 18 процентов партработников, которые вступили прямо в КПГ в период между 1918 и 1924 годами. В Центральном Комитете, избранном в том же 1924 году, процент лиц, принадлежавших к организации до 1916 года, вырос до 81,2 процента. Стечением времени соотношение постепенно меняется: в 1927 году 56 процентов состава партработников КПГ участвовало в рабочем движении до 1916 года, а 6 процентов после 1920 года; в том же году число членов Центрального Комитета, бывших членами партии до 1916 года, составляло 64,7 процента, а число членов КПГ, вступивших прямо в нее, составило уже 17,6 процента. Особенно заметный скачок сделан в 1929 году: в этом году только 42 процента партработников участвовало в рабочем движении до 1916 года, а число тех, кто пришел в движение после 1920 года, составило 20 процентов (в общей сложности число тех, кто вступил непосредственно в КПГ, минуя НСДПГ и СДПГ, составило 18 процентов). Изменения, происшедшие за такой короткий промежуток времени, между 1924 и 1929 годами, очевидно, нельзя объяснить лишь обычной сменой поколений: следует обратить внимание на такой важный аспект процесса большевизации, как решительное намерение вырвать с корнем подлинные или мнимые социал-демократические «пережитки» в коммунистических партиях. Это намерение было исполнено в КПГ тщательнее, чем в какой-либо другой партии, и часто напоминало поспешное сведéние счетов со всем теоретическим и организационным наследием партии.

В других партиях обошлись малой кровью. Если обратиться к составу Центрального Комитета Итальянской компартии 1926 года, станет ясно, что соотношение между членами ЦК, вступившими в партию до 1917 года, и теми, кто пришел в нее после, осталось практически неизменным и даже слегка смещается в пользу первых (80 процентов против 20 процентов) по сравнению с 1922 годом (78,6 процента против 21 процента); только в 1931 году это соотношение меняется (61,5 процента пришедших в движение до 1917 года против 38,5 процента после этого года). Весьма показателен тот факт, что никто из 13 членов Центрального Комитета ИКП, о которых у нас имеются данные, не избежал (через 10 лет после основания компартии) хотя бы кратковременного членства в Итальянской соцпартии. Руководящая группа ФКП занимала в этом смысле промежуточную позицию, но гораздо ближе стояла к КПГ. В Политбюро, избранном в 1926 году, 66,6 процента его членов участвовало в движении до 1917 года, 16 процентов вступило прямо в ФКП посте 1920 года. В Политбюро в результате VII съезда в марте 1932 года число членов, начавших работать в движении до 1917 года, снизилось до 45,5 процента, при этом возросло число примкнувших к движению между 1917 и 1920 годами (с 16,6 процента в 1926 году до 36,4 процента), и осталось неизменным число вступивших непосредственно в ФКП (18,2 процента).

Обобщение этих данных (в том числе последних, которые убедительнее всего свидетельствуют об общей тенденции) в масштабах всего коммунистического движения было бы слишком произвольным. Ведь и в этом случае у коммунистических партий колониальных и полуколониальных стран была совершенно особая история: ими руководили, как правило, люди, прямо примкнувшие к коммунизму после мировой войны (хотя при этом нельзя недооценивать ни роли предшествующего профсоюзного опыта, значительного в некоторых странах Латинской Америки, ни опыта социал-демократии, например в Индонезии, ни принадлежности многих будущих коммунистических руководителей к радикальным националистическим движениям, как в Китае). В общем, можно сказать, что там, где рабочее движение имело прочные и укоренившиеся традиции, коммунистические руководители 20-х и 30-х годов в большинстве своем состояли в его политических и профсоюзных организациях до 1917, а часто и до 1914 года.

Гораздо труднее определить роль составляющих компонентов коммунистических партий в процессе развития их руководящих групп. Пока трудно выработать критерии классификации для такой нестабильной и зыбкой области, какой является принадлежность к той или иной политической группе или течению. Это попыталась сделать Анни Крижель. Она считает, что в основе всякой коммунистической партии присутствует «крайне левый» и «ультралевый» компоненты. Первый является выражением «некой ортодоксальности, революционной „центральности“», которая уходит своими корнями в леворадикальное крыло II Интернационала. Каковы бы ни были его исходные позиции, этот компонент пришел к принятию «гегемонии ленинизма». Второй время от времени предстает подобно «разливу, выходу из берегов центрального ортодоксального течения, от которого он существенно не отличается», или, напротив, как «сила, которая стремится подменить центральное течение или изгнать его» [1140]. Развивая это положение дальше и стремясь применить его с учетом специфики различных условий [1141], можно с большой степенью приближенности выделить следующие компоненты, явившиеся основой коммунистических партий, образовавшихся между 1918 и началом 1921 года: 1) левый радикализм, который с октября 1917 года принял, с разной степенью сознательности, большевистские тезисы о буржуазной диктатуре и пролетарской демократии и о необходимости создания нового Интернационала («Союз Спартака» и другие группы в Германии, «трибунисты» в Голландии, группа из Британской социалистической партии в Англии, Комитет за присоединение к III Интернационалу во Франции, будущие группы «Совет» и «Ордине нуово» в Италии); 2) левый анархо-синдикализм, тоже раздробленный на множество течений с очень разными позициями по отношению к большевизму (группы Сиграна и Перикá во Франции, группы Ротцигеля и Киша в Австрии, фракция Бременской группы, а затем «Интернациональных коммунистов» в Германии, различные фракции Национальной конфедерации труда (CNT) в Испании, левые социал-демократы в Норвегии, «Индустриальные рабочие мира» и Социалистическая рабочая партия в Соединенных Штатах, Социалистическая рабочая партия и Федерация рабочих-социалистов в Великобритании); причем вступление левых анархо-синдикалистских течений в III Интернационал часто, хотя и не всегда, оказывалось результатом кратковременного увлечения или заблуждения насчет «антигосударственности» Советов; 3) левые социалисты, образовавшиеся в результате раскола «центристских» течений, происшедшего между 1919 и 1920 годами, и идеологические наследники (со множеством оттенков) «ортодоксального» течения II Интернационала (большинство в сербской и румынской социал-демократических партиях, левые марксисты в Чехословакии, левое крыло группы «Реконстрюксьон» во Франции, максималистское левое крыло Марабини и Грациадеи в Италии, левые в НСДПГ в Германии и т.д.). Помещение в одну из этих трех групп целого ряда группок и фракций остается под вопросом: например, группа «Ви увриер» во Франции занимала промежуточное положение между первой и второй категориями, подобно «трибунистскому» крылу в Голландии; социалистические молодежные федерации, из которых немало людей вступило в коммунистические партии при их формировании, – все они имели в своем составе представителей всех трех названных выше категорий.