Фрэнсис Паркер Йоки - Imperium. Философия истории и политики

После войны этот элемент в итоге осознал свою фатальную связь с творческими силами культуры, потому что вместе со всей Европой ему приходится страдать от голода, холода и грабежа — прискорбных последствий победы варваров и дистортеров.

Судьбу живого организма не следует путать с совершенно противоположной идеей — предопределением (predestination). Последняя является каузальной идеей как в религиозной форме кальвинизма, так и в материалистической форме механицизма и детерминизма. Судьба же является не каузальной , но органической необходимостью. Каузальность — это форма мышления, а судьба — это форма жизни. Каузальность претендует на абсолютную необходимость, но судьба есть только внутренняя необходимость, поэтому случайная гибель ребенка во время игры показывает, что судьба подчиняется внешнему стечению обстоятельств. Смысл судьбы только в том, что если что-то должно произойти, то это произойдет именно так, а не иначе. Судьба каждого человека — состариться, но многим не удается осуществить эту судьбу. Усматривать в идее судьбы скрытую причинность, некоторую форму предопределения — значит совершенно ее не понимать.

Приступив к теме культурного витализма, мы отметили, что если бы после Второй мировой войны внешним культуре силам удалось до основания разрушить культурный слой Европы, этот слой восстановился бы в течение 30–60 лет. Утверждение, разумеется, было гипотетическим, поскольку разрушение не состоялось. Об этом свидетельствует сам тот факт, что кто-то это пишет, а кто-то читает.

Основанием для этого утверждения служит потрясающая, всегда юная сила высокой культуры. У Запада есть будущее, и это будущее должно быть внутренне осуществлено. За внутренним осуществлением не обязательно последует внешнее, поскольку внешняя реализация Западом своего потенциала зависит не только от судьбы, но и от случая.

Внутреннее будущее Запада предполагает множество необходимых событий, таких как возрождение религии, достижение новых высот в технике и химии, совершенствование правового и административного мышления и многое другое. Всего этого можно достичь в условиях постоянной оккупации варварами с других континентов. Величайшая, мощнейшая сторона жизни, связанная с деятельностью, войной и политикой, при таком режиме должна выражаться в непримиримом, длительном и ожесточенном сопротивлении варвару. Прежде чем водружать западный флаг на землях антиподов, необходимо освободить священную родину Запада из-под пяты первобытного человека.

Поэтому мысль о том, что культурный слой восстановился бы, даже если бы все его современные представители были отправлены на плаху, не связана с каузальной идеей предопределения. В этом утверждении подразумевается следующее: либо Запад исполнит свое грандиозное, всемирное предназначение — неограниченный, абсолютный империализм, либо вся эта энергия будет растрачена на военные действия на европейской почве против чужака и тех европейских элементов, которые ему прислуживают. Как и любая война, она не связана с ненавистью. Война возникает не от ненависти, а в силу органических ритмов. Выбор не между войной и миром, но между войной, продвигающей культуру вперед, и войной, искажающей культуру.

Если внешние силы продолжат властвовать над Европой, им придется отправлять своих солдат на смерть, потому что могущество Запада не может быть ликвидировано ни горами пропаганды, ни огромными армиями «солдат»-оккупантов, ни миллионами предателей из разряда Михелей. Потоки крови будут литься два века независимо от желания людей. В природе сверхличных организмов заложена непременная реализация своих возможностей. Если этого нельзя сделать одним способом, найдется другой. Идея призывает людей на службу, от которой освобождает только смерть. Эта верная служба не связана ни с юридическим принуждением, ни с формальной лояльностью, ни с угрозой трибунала: идея поглощает людей тотально . Призыв избирателен : чем выше одарен человек, тем сильнее узы, которыми связывает его идея. Что могут с этим поделать варвары и дистортеры? Кровожадным русским рабам, диким неграм, несчастным, скучающим по дому новобранцам из Северной Америки Европа противопоставляет свое непобедимое сверхличное превосходство. Ведь она стоит у истоков всемирно-исторического процесса, которому не видно конца. Достижим ли полный успех, и когда это произойдет — неведомо. Вполне вероятно, что в последний момент внешние силы бросят против западной цивилизации кишащие и плодящиеся массы Китая и Индии. Процесса этим не остановить, но можно повлиять на его размах.

Для того чтобы держать Европу в подчинении, внешним силам совершенно необходимо опираться на огромное количество раздробленного европейского населения — целые общества, группы, слои, остатки мертвых наций XIX века. Чужаки никогда не совладали бы с объединенной Европой, как это удалось сделать с Европой разделенной. Раскалывай, разделяй, используй противоречия — такова техника завоевания. Возрождай старые идеи, давно мертвые лозунги, лишь бы европеец шел против европейца. При этом всегда работай со слабым, бескультурным слоем против сильных носителей и ценителей культуры. Их следует «судить» и вешать. Доступность культурных низов для использования внешними силами является самой опасной формой той патологии, которую мы называем культурной дисторсией. С ней, однако, тесно связана другая разновидность этой болезни — культурная ретардация.

Исследуя морфологию культуры, мы обнаруживаем непрестанную борьбу между традицией и новаторством. Это нормальная ситуация, сопровождающая развитие культуры от феодального союза до цезаризма, от готического собора до небоскреба, от Ансельма до философа нашего времени, от Шютца до Вагнера. Внутри культурной формы происходит постоянная борьба, которая не является болезнью в силу того, что сам конфликт в каждом случае принимает строго культурную форму. В период с 1000 по 1800 г. никому из тех, кто боролся против другой западной идеи, не приходило в голову, что следует воспрепятствовать ее реализации даже ценой разрушения культуры. Если сказать точнее, ни одна европейская держава и ни один европейский государственный деятель не отдали бы всю Европу варвару только для того, чтобы нанести поражение другой державе или государственному деятелю. Напротив, когда у ворот появлялся варвар, ему противостояла вся Европа подобно тому, как в момент величайшей опасности она объединилась против турок. После поражения европейской армии при Никополе на рубеже XV столетия османский султан Баязид поклялся, что не остановится, пока не превратит собор Св. Петра в стойло для своей лошади. В тот период западной истории это произойти не могло. Внешним разрушителям пришлось ждать своего тотального господства над Западом почти до середины XX века. Оно стало возможным только потому, что определенные западные элементы предпочли разрушить всю Европу, чем позволить ей перейти к следующей культурной стадии: возрождению авторитета.