Пятигорский Моисеевич - Кто боится вольных каменщиков? Феномен масонства

Эта идея, сама по себе высоко символичная, находит свое крайнее выражение в (редко цитируемой) книге, написанной в середине 19-го в. Джоном Феллоузом; Тайны франкмасонства: или Изложение религиозных догм и обычаев древних египтян; показывающее их тождество с порядком Нового масонства, с некоторыми замечаниями о Метаморфозах Апулея… (здесь Fellows J., 1866).

Такая интерпретация может быть сделана, строго говоря, только когда исследователь (или масон) помещает себя вне масонства и сознает такие различия и разграничения в нем, которые либо ненаблюдаемы, либо неважны при взгляде изнутри. Эта интерпретация противостоит предыдущей как этическая эмической. Наблюдатель масонской символики и религии должен в своем подходе сочетать обе эти интерпретации. В этой связи будет интересно процитировать К. Г. Юнга, который в своей автобиографии написал, что составил свой герб на основании герба своего деда, ревностного масона и Великого Мастера, чей герб также был разработан им самим для собственного, не масонского, употребления: «Зимой 1955/56 года я высек имена моих предков на трех каменных плитах, установленных во дворе Башни. Потолок в ней был расписан геральдическими мотивами — моими, моей жены и зятьев. Первоначально герб Юнгов украшал феникс — символ молодости и возрождения. Позже мой дед, желая, возможно, насолить отцу, изменил герб. Он был масоном (вольным каменщиком), Великим мастером Швейцарской ложи, и это обстоятельство привело к изменениям, произведенным им в фамильном гербе Юнгов. Я привожу этот факт, который сам по себе может показаться несущественным, потому что он исторически связан с моей жизнью и моими размышлениями. После того как дед изменил наш герб, феникса на нем уже не было. Его заменили голубой крест в правом верхнем углу и голубой виноград слева внизу на золотом поле, их разделяет голубая полоса с золотой звездой. Совершенно очевидно, что это масонская символика. Так же как крест и роза у розенкрейцеров являют собой борьбу противоположностей (“per crucem ad rosam”, “через крест к розе”) — христианского и дионисийского элементов, так крест и виноград символизируют дух земной, хтонический, и дух высокий, небесный. Объединяющий символ — золотая звезда, ”aurum philosophorum”»: Юнг К.Г. Воспоминания, сновидения, размышления. Пер. В. Поликарпова, Минск, 2003. * Waite А. Е. Op. cit. Р. 79.

Не будучи масоном, я обладаю свободой выдвигать гипотезы по этому предмету, зная в то же самое время, что многие масоны делают то же самое. «Религиозное содержание» здесь никоим образом не противопоставляется Ритуалу или символике масонства и фигурирует чисто в качестве замены конкретного знания того, что могло бы называться масонской религией.

Слова понимать и понимание использованы здесь в герменевтическом смысле (см. Главу 3). Мое понимание религиозной объективности во франкмасонстве подразумевает герменевтическое правило: для того чтобы понять вещь или феномен, я должен стать ею или им, что абсолютно невозможно без того, чтобы приостановить мое объективное знание о ней или о нем. «Объективное» здесь означает то, что в момент знания не является (и не может быть) мной. Вот почему медитировать над своим умом как над камнем — это понимание, в то время как воображать свой ум как конфигурацию биологических, биохимических и психологических функций — это такого рода знание, которое совершенно не применимо к изучению религиозных феноменов.

Waite А. Е. Op. cit. Р. 24.

Wilmshurst W. L. Op. cit. P. 25. Таким образом, представление об учении (или философии) здесь идет первым, и уже им определяется содержание, или сущность, масонства. Эта самая общая и относительная интерпретация масонской символики кажется мне вполне конгениальной с интерпретацией одного из наиболее влиятельных мистических учителей нашего столетия, Г. И. Гурджиева, который говорил о своем собственном учении: «Я не учу вас религии; я учу вас тому, как быть способным стать религиозным человеком».

В то же самое время некоторые другие масонские авторы, в особенности те, которые видят в масонстве религию (если не Религию), имеют тенденцию рассматривать ее как ритуалистическую по определению и (при том, что первичность ритуала воспринимается как данное) символическую только по происхождению. «То, что так многозначительно называется таинствами , это только другое название для религии », — говорит Джон Феллоуз (III), и это отождествление, каким бы наивным оно ни было, не оставляет никакого сомнения в том, что для него религия сводится к традиции сохранения тайного ритуала, который в основном остался тем же, чем был от начала, с незапамятных времен. Тогда единственное отличие между его мнением и мнениями Родни Нидхэма, Стюарта Хэмпшира и К. Г. Юнга будет в том, что, если они пытались свести понятия «традиции», «ритуала» и «религии» к тому или иному набору основных элементов, первичных факторов или врожденных элементарных тенденций, Феллоуз рассматривал эти понятия как первичные, основные или элементарные сами по себе.

Wilmshurst W. L. Op. cit. P. 152. Эта книга является прекрасным апологетическим (чтобы не сказать идеологическим) кратким изложением современной английской масонской исторической саморефлексии. Но когда Хэмилл утверждает, что во франкмасонстве отсутствуют три основных элемента религии, т. е. догма или богословие, богослужение и средства спасения, он не понимает, что его критерии для определения, что является религией, а что нет, сами по себе являются христианскими и богословскими, и то, что он предлагает читателю (масонскому и не масонскому) — это не что иное, как навязанное определение религии. Поэтому, если ты хочешь определять масонство в христианских терминах, ты должен быть готов обсудить это в терминах англиканской церкви. Согласно Джеймсу С., младшему приходскому священнику из Бристоля и Капеллану ложи, «понимание символов играет во франкмасонстве роль богословия». Я с этим согласен.

Синкретический характер масонской религии может быть проиллюстрирован следующим эпизодом, взятым в христианском контексте. Мой друг Майкл Мори Льюис (сын франкмасона), ученый-восто-ковед, описывает именно такую ситуацию: «Один из моих соседей, все еще практикующий масон, недавно умер. Он был довольно высокопоставленным членом местной ложи в Западном Йоркшире. Похороны проходили в приходской церкви, где служил англиканский священник, но отрывки из Писания читались, по-видимому, характерные для масонов, а не те, которые читаются на нормальном христианском отпевании. Это были псалмы и многое другое, где шла речь о смертности, и к этому добавлялись странные слова и жесты. У меня было такое ощущение, как будто масоны “захватили” (“присвоили”) это богослужение». Приглашаю читателя сравнить этот рассказ с кратким описанием похорон д-ра Андерсона, приведенным выше.