Олег Поль - Остров Достоверности

6. Можно рассмотреть вообще, каким образом знание некоего сущего А может дать знание о другом сущем В. А либо сходно с В, либо нет. Если оно не сходно, то оно не может само по себе, дать знания о В. Оно может быть лишь символом, по которому, посредством особого ключа узнается нечто о В. Именно такую роль играют вещи, а между ними и слова, как совокупность звуков и букв. Во втором случае, если А сходно с В, то очевидно, что оно может дать сведения о В не теми своими сторонами, которые его отличают от В, но именно теми, которые тождественны, ибо сходными называются предметы, имеющие некоторые тождественные признаки. Поэтому, если понятие сходно с предметом, оно может дать знание о предмете только той своей стороной, которая вовсе не отлична от предмета, или только численно отлична — и тогда непонятно, зачем нужно это удвоение предмета. Поэтому остается предположить, что понятие несходно с предметом. Тогда оно есть символ, а символ, как указано выше, имеет смысл только в том случае, если кроме него дано за-символическое бытие. Итак, здесь снова безвыходный круг.

7. Сказанное удобно пояснить графически на частном примере познания монад. Пусть дан субъект 1, и монада — объект 0. Если объект дан символически через представления, непонятно, как субъект может высказать нечто о за-символической монаде 0; он даже не может узнать о ее существовании (Рис. 1).

представление

Рис. 1.

Если же он имеет о ней некое понятие, не тождественное ей самой, то опять-таки непонятно, как он может высказать нечто о ней, о ее отличии от понятия (Рис. 2).

Понятие

Представление

Рис. 2

Поэтому так или иначе надо провести прямую линию от S к 0 (Рис. 3.).

Представление как ключ созерцания монады

Представление как символ монады

Рис. 3.

Приняв же во внимание существование двух путей символики, я получаю схему двух путей познания (Рис. 4).

Рис. 4.

Представление другой монады есть не только символ ее жизни. Оно может быть также ключом умозрения ее сущности. Это не выражено в прилагаемых схемах.

При этом прямой путь S 0 доступен только достаточно совершенным монадам, способным мыслить понятиями.

8. Побуждение, по которому люди стремятся различать между понятием и предметом имеет, однако, свое основание. Мы все знаем, что иметь понятие предмета еще не значит знать его. Но это справедливое требование гораздо лучше будет удовлетворено другим путем: вместо различения понятия и предмета надо различать смутное и отчетливое понятие. Последнее и есть подлинный предмет, лишенный предикатов косности, замкнутости и нежизненности, обычно приписываемых понятию в отличие от его предмета. Следовательно, причина недоразумений кроется в том, что видят различие по существу там, где оно лишь в степени ясности. Для уразумения дела нужно просто понаблюдать понятия. Это можно сделать, попросив кого-либо внезапно произносить наудачу выбранные слова и присматриваясь к тому, что вызывается этими словами в душе. Пусть, например, кто-нибудь произнесет слово «гора». В твоем сознании появятся какие-нибудь случайные обрывки образов, полупроявленные мысли из воспоминаний прошлого и затем сложный комплекс чувств и настроений. Отбросив два первые элемента, как явно чуждые природе понятия, и попытавшись расчленить клубок непосредственных переживаний, ты всегда найдешь в нем, во-первых, личные чувства симпатии или антипатии, соединенные с другими аффектами, а во-вторых, особенное для каждого слова непередаваемое настроение. Я хорошо понимаю, что, строго говоря,

слово «настроение» сюда не подходит, т. к. под настроением обычно понимают сплетение аффектов вполне субъективного свойства. Однако более подходящего слова нет. Понятие «переживания» слишком общо. Кроме того, настроением мы называем такое переживание, которое проникает в данный момент все наше существо, налагая отпечаток на все постижения и действия. А настроение, о котором я говорю, именно таково и бывает, ибо оно является, когда мы всем существом внимаем предмету. Потому нам удобно воспользоваться термином «настроение», присоединив к нему определение «умопостигаемое», чтобы показать бесстрастный, сверхличный оттенок, который придается этому слову. Совершенно ясно, что настроение, например слова «справедливость» не тождественно настроению слова «возмущение». Или другой пример, при слове «бездна» мы испытываем иное настроение, чем при слове «сундук». В стремлении к строгости мысли ты можешь возразить, что это настроение можно истолковать как привычно ассоциируемые с данным словом чувства. Однако если ты действительно подумаешь так, прошу тебя еще раз внимательно всмотрись в понятия; тебе это легко сделать. Ты несомненно увидишь, что во всяком понятии, когда оно очищено от случайных образов и мыслей, непременно есть два слагающих: субъективно-волевая, т. е. чувства симпатии или антипатии и объективная, или собственно интеллектуальная.

Первая слагающая есть наше личное настроение. Вторая же есть то, что придает качественную окраску привычным чувствам симпатии или антипатии. Субъективная слагающая может вовсе заслонить объективную и тогда мы имеем смутное понятие. Она может также уменьшаться, близясь к исчезновению, и тогда вырисовывается все определеннее то неуловимое, непередавамое настроение, которое составляет понятие в собственном смысле слова. Это понятие и есть то, что связывает воедино все многообразные впечатления, которые мы получаем от предмета.

Все наши сведения о предмете нанизываются, как бусы на невидимую нить, на чистое понятие его. Понятие и составляет в каждом определенном предмете знания его неповторимое «это». Оно и есть сам предмет в подлиннике. Субъективно-волевая слагающая есть наслоение нашего страстного отношения к действительности. За вычетом ее остается бесстрастно переживаемое настроение. Понятие, свободное, или почти свободное от субъективно-волевой слагающей, есть ясное и отчетливое понятие или сам предмет. Созерцание его есть интеллектуальное созерцание по терминологии Шеллинга и Шопенгауэра или непосредственная интуиция предмета знания. Можно предположить, — а впоследствии это удастся доказать, — что это интеллектуальное созерцание тождественно эстетическому созерцанию предмета, каким обладают в той или иной степени все люди. Таким образом, чисто логическое знание не отлично от чисто эстетического. Это не что иное, как видение предмета в свете всеведующего Логоса. Это постижение через основания из Логоса. Полнота подобного постижения всех сущностей со всеми их связями в одно мгновение — о чем мы и представления иметь не можем — вот Логос.

9. Различение понятия и предмета, при логическом тождестве их, имеет еще следующий смысл. Говоря о предмете, мы имеем в виду его независимо от нас, как сам по себе существующий; о понятии же говорим всегда как о моем или твоем понятии. В этом содержится, по современной терминологии, указание на гносеологическую координацию предмета знания и познающего, некое отношение в Логосе, обращенность предмета к такому-то лицу.