Олег Поль - Остров Достоверности

10. Изложенное понимание универсалий сил нуждается, однако, в некотором дополнении, без которого оно может породить недоумения. Если все действия или силы имеют единый источник в энергионе, проще говоря — в Боге, то, значит, и силы страстей исходят оттуда же; и если «любовь вообще» есть любовь в Боге, то и «гнев вообще» должен быть гневом в Боге. На это можно ответить, во-первых, что дарование Богом силы монаде не есть простое перенесение некоего предмета из одного места в другое, как перенесение воды из источника в сосуд, но дарование ей власти жить и действовать. Монада сама есть динамическая субстанция по выражению Л. М. Лопатина, но эта ее сущность даруется ей от Бога, допускающего рядом с собой существование других динамических субстанций. Энергион дает монаде силу жизни, и уже имея ее в себе, монада может, по своему произволению, ее извращать. Тогда переживания монады, изобретающей пороки, и становится универсалией их, и гнев или похоть вообще суть таковые переживания в изобретателях их.

11. Замечу, что этот ответ предвосхищает нравственное понятие о Боге, которое нам исследованием еще не дано, мы знаем Бога только как первоначало природы. Ответ этот был вызван вопросом, предположившим в Боге субстанцию морально совершенную. Но так как мы уже забежали вперед, добавлю к ответу и следующее: все страсти, как о том будет речь далее, суть в основе силы благие; об этом особенно хорошо сказано у Макария Египетского. Так, гнев есть по природе своей сила добра, как энергичное стояние в истине и за истину. Эти-то благие силы и имеют источник в Боге, а извращения их обретаются лишь в злых монадах, где и находится тем самым седалища универсалий этих сил.

12. Осталось рассмотреть понятия вещей. Так как вещи суть представления, то единичных понятий вещей не может быть; могут ли быть общие? Лишь в несобственном смысле слова.

В самом деле, в общем понятии содержатся признаки, которые тождественны во всех обобщаемых предметах. Но всем вещам обща протяженность — значит, и она должна быть включена в общее понятие ряда вещей. Однако все протяженное есть представление — следовательно и общее понятие ряда вещей должно быть не понятием, а представлением. Надо думать, что так это и есть, но с некоторыми оговорками. Согласно сказанному выше, понятие силы есть сама сила; пространство же, поскольку оно творится в момент настоящего и не стало еще достоянием памяти, есть цветосозидающая сила. Наше трехмерное пространство с данным параметром есть лишь одно из возможных ограничений этой силы. Мыслимо существование иного пространства, в котором общие понятия наших вещей реализованы как действительные вещи. Там, в среде или в средах высшего порядка, они доступны созерцанию весьма совершенных монад. Нашему же созерцанию они открываются постольку, поскольку мы способны постигать в интуиции центр этой высшей среды, т. е. некоторую высшую монаду.

13. Универсалии монад суть высшие монады, а универсалии вещей суть высшие вещи. Но монады являются нам символически, как тела. Эти тела, очевидно, имеют универсалии, которые, очевидно, тоже суть тела. Значит, универсалии монад могут созерцаться в высшем пространстве, как телесные существа.

14. Возможно и еще иное понимание сущности понятия вещи. Вещь есть явление совокупности монад. Теперь пусть определенная совокупность монад организована одной сильной монадой, согласно ее воле. Организуя, она имела некоторое субъективное настроение, которое и есть понятие организованной ею совокупности, являющейся нам как вещь. Так можно понимать все произведения искусства; что же касается до более широкого применения этого взгляда, то обоснование его надо отложить до подробного изучения отношения монад и вещей.

15. Рассматривая понятия монад, сил и вещей, мы исчерпали все возможные классы понятий. Я не сомневаюсь, что изложенное учение о тождестве понятия и предмета и об умопостигаемом настроении может показаться лишь гипотезой. Но такое его сходство не может быть сочтено недостатком, если только гипотеза эта допускает опытную проверку. Именно таким свойством изложенное понимание мышления и обладает. Обычная до-достоверность дискурсивного мышлеиия доступна всякому. Она не требует большой работы для достижения, и, раз достигнутая, не может углубляться. Но есть иная, динамическая достоверность интуитивного постижения ясного и отчетливого понятия в интеллектуальном созерцании. Она, в противоположность обычной достоверности, усиливается не присоединением новых признаков и доказательств, а отбрасыванием — сначала случайных образов и ассоциаций, а потом и субъективной слагающей понятия.

Способ достижения достоверного знания через отбрасывание случайного и субъективного, можно назвать способом последовательного вычитания. Это и есть давно искомая логика открытия или, по Декарту, некая универсальная наука, могущая служить к извлечению истины из каких угодно предметов. Так как эта наука подвигается через последовательные отрицания, то ее можно назвать негативной — в противовес построенной на обратных методах науке позитивной; а лучше сказать, в дополнение, ибо, как видно будет из дальнейшего, знание человеческое собирается обоими этими путями.

(Запись на полях: Возражение Лени: а почему занимающиеся сосредоточением ничего не открывают?

Ответ: потому же, почему гимнасты бывают плохими работниками.)*

* У них нет «во имя»: у них нет любви. (Примеч. переписчика).

Приобретение знаний по способу негативной науки представляет немалые трудности и требует особого дарования. Мы вообще плохо управляем своими мыслями и слишком легко отдаемся их случайному течению. Потому то нам и так трудно подвергнуть тщательному исследованию наше мышление. Совсем не в том наше бедствие, что мы мыслим понятиями, так как дискурсивное мышление по существу не отлично от интуитивного. Наша беда в том, что мы плохо мыслим понятиями. Мы бежим от одного понятия к другому, не всматриваясь ни в одно из них. Самая логика наша исследует больше отноше-ния понятий, чем сами понятия. А между тем, если бы мы созерцали отдельные понятия хоть немного яснее и отчетливее, чем теперь, все наши слова и мысли приобрели бы глубокую значительность. Тогда чтение книги превратилось бы в захватывающий перелив умопостигаемых настроений, ибо в каждом слове присутствовал бы сам предмет, о котором идет речь. Но лишь медленной работой уничтожения страстей и упражнения внимания можно раскрыть в себе способность интуиции, дающей динамически достоверные знания. Как бы это ни казалось парадоксальным, логика отношений, сущность которой в движении, дает неподвижную статическую достоверность; и только остановка и углубление в одно избранное понятие может дать все растущую динамическую достоверность, которую удобно назвать этим словом потому, что она силою берется.