Олег Поль - Остров Достоверности

21. Суждение и умозаключение состоят из понятий, находящихся между собой в тех или иных отношениях. По закону аналогии, (…) монада может постигать только такие отношения монад между собою и монад к вещам, к каким способна сама. Точно так же ее пониманию доступны только те отношения вещей, которые возможны в ее среде. Область понятных ей отношений между элементами сущего и определяет для нее границы возможного опыта. В этом смысле такие отношения суть как бы категории знаний наблюдающей монады. По мере ее совершенствования увеличивается количество отношений, в какие она может становиться к внешнему миру, а вместе с тем, увеличивается и область доступного ей знания через обогащение новыми категориями. Это однако не значит, что логика строится психологией; это значит лишь, что законы вечной логики открываются по мере просветления психологии.

1. В известных нам средствах знания мы различаем представление и понятие, как символическое и интуитивное знание.

2. Эти два вида знания соответствуют двум задачам, которые может ставить познавание. Во-первых, возможен случай, что данное в знании вовсе не содержит сущности предмета, который мы хотим познать; однако это данное находится в некотором закономерном отношении к предмету знания. Если мне известен закон этого отношения, то от данного я могу заключить к не-данному предмету знания. Значит, задача знания сводится к истолкованию символов. При таком способе познания данное не имеет ничего общего с предметом и потому сущность этого последнего мы должны знать иным путем.

3. Этот иной путь есть постижение предмета в подлиннике. Здесь задача знания несколько иная. В начале познания нам дано некоторое многообразие А, В, С, Д и т. д. Из этого многообразия нас интересует, положим, предмет С. Наша познавательная сила, управляемая вниманием, ограничена и не может отчетливо постигать многообразия. Поэтому надо выключить вовсе из сознания предметы А, В, Д и т. д., оставив одно С, которому и предоставить заполнить поле сознания.

Таким образом, задача интуиции сводится к углублению знания, осуществляемому через выключение из сознания всего постороннего предмету.

4. Эти особенности символизма и интуитивизма в несколько иной форме были рассмотрены в шестой главе (VI, 6), где было указано, что в первом образе познания данное в знании не имеет сходства с предметом и дает сведения о последнем лишь через посредство особого ключа, во втором же случае, первоначальное многообразие имеет сходство с предметом знания, или, что одно к то же, частично тождественно ему, и тогда познаваемое состоит в выключении нетождественного, так сказать в приближении к предмету знания с целью открытия в нем новых сторон.

5. Указанные две категории исчерпывают всякое возможное знание монад. Ибо в акте знания предмет либо постигается в подлиннике, либо нет — третьего быть не может. Первое есть интуитивное знание. Во втором же случае надо различать две возможности: либо то сущее, которое дается вместо предмета, имеет с ним сходство, либо нет. Если оно имеет сходство, то (…) этот случай опять таки сводится на интуитивное знание о предмете или о некотором определении его. Если же не имеет, то поскольку данное в знании, несмотря на отсутствие общего с предметом, все-таки сообщает нечто о последнем, оно должно стоять к нему в некотором закономерном отношении и подлежать соответственному истолкованию, т. е. быть символом. Таким образом, интуиция и символ суть две необходимые гносеологические категории, соответствующие двум категориям онтологии монаде и вещи. Служебное значение символа вполне соответствует подчиненному значению вещи.

6. Интуитивное знание есть высшая ступень по отношению к символическому. Однако оно отличается от последнего не по степени, а по существу. Интуитивизм совершеннее символизма, так как символ излишен, когда дан предмет.

Соответственно этим двум необходимым категориям и вся область знания не только человека, но и всех мыслимых живых существ может быть поделена на две области, на символическое и интуитивное, а действуют в этих областях силы представления и мышления.

7. В каждой из этих видов сил опять-таки можно различать силы активные и пассивные. Об активной и пассивной деятельности, представляющей силы, мы уже толковали выше (…). И та и другая суть творческие силы, но первая в деятельности обусловлена самим субъектом, а вторая — другими монадами. Первая вольна создавать какие угодно представления, может изменять и уничтожать их и ограничена лишь в средствах творчества, так как монада не может произвести новый цвет или звук, вообще новые ощущения. Вторая же создает образы по принуждению извне. Если мы взглянем на мыслительные силы, то увидим, что и в них можно произвести такое же различение.

Выше было указано, что мысли даны понятия монад, сил и вещей, с оговоркой, что понятия последних лишь в собственном смысле слова могут быть названы понятиями, на деле же суть вещи высшего порядка. Поэтому мышлению в точном смысле слова даны понятия монад и сил. Легко видеть, что способность мыслить понятия монад должна быть отнесена к числу пассивных, так как здесь содержание знания обусловлено сущностью познаваемой монады и лишь выбор объекта предоставлен произволению субъекта. Несколько труднее найти в интуитивизме активную силу. Рассуждая по аналогии с деятельностью активной и пассивной сил в символизме, можно сказать, что активная сила мысли должна производить изменения в своих объектах — монадах, как и активная сила воображения может изменять созданные ею образы. Конечно, аналогия лишь частичная, ибо мысль не создает созерцаемых ею монад; здесь аналогия понадобилась нам ради ее известных эвристических свойств. Впрочем, можно продолжить аналогию, только изменив ее направление: как сила воображения ограничена в материале творчества, так и сила мысли ограничена в материале воздействия, так как она не может произвести новой монады. Эту силу непосредственного воздействия монады на монаду, насильно вносящую изменения в душевную жизнь объекта действия можно, по примеру Шопенгауэра (и, кажется, Гегеля), назвать магической. Эта сила есть активный коррелат пассивной силы интуитивного знания. Подробнее мы рассмотрим ее в главе об отношениях монад, а пока заметим наперед, что активная магическая сила есть то, что в жизни называют волей — когда говорят, например, «у этого человека сильная воля, ему трудно сопротивляться», — что не надо смешивать с волей, как произволением.

Вторая же сила есть мышление о монадах, их хотениях и чувствованиях.

8. Здесь открывается важное свойство сил — их двуликость. Она присуща и силам действия, и силам знания, т. е. и активным, и пассивным. Все активное включает элемент пассивности, поскольку активность сознается, как таковая. И все пассивное включает элемент активности, поскольку пассивная сила есть именно сила, действие. При этом каждый элемент в силе может быть либо действительным, либо возможным. Так, например, пусть монада творит образ воображения, т. е. вещь, ею самой созданную без побуждения извне. Это есть некоторое действие монады; однако если знание об этом действии перейдет в состояние возможности, она будет созерцать вещь как пассивно созданную, т. е. не воображаемую, а реальную.