Вольфрам Айленбергер - Время магов великое десятилетие философии 1919–1929 (без фотографий)

Несмотря на неопределенности и отказы, Беньямин по-прежнему видит в защите диссертации единственный путь к своей цели. Это, по крайней мере, позволяет ему надеяться, что тогда он сможет «получить частную ссуду». Словно лисица в капкане — таким он кажется себе накануне нового 1924 года, — Беньямин решается на крайние меры. Отгрызает себе лапу и ковыляет прочь, как можно дальше. То есть: меньше чем за четыре месяца завершает в Берлине работу с источниками по барочной драме, извлекает при этом добрых шесть сотен возможных цитат и составляет из них каталог. С этим фундаментом, «странно — даже зловеще — узким» и включающим «знание лишь немногих драм, далеко не всех, которые сюда относятся» (153), он вырабатывает план спешно написать свою работу в монашеском уединении где-нибудь в «более свободном окружении». Желательно где-нибудь в южном, а стало быть, финансово более выгодном зарубежье: вдали от ненавистных семейных распрей, от неприятно удивляющей его Германии, от повседневных развлечений и соблазнов большого города. О том, сколь велика решимость Беньямина, отчетливее всего говорит его готовность ради осуществления своего плана продать часть личной библиотеки.

ГУДБАЙ, ГЕРМАНИЯ

Во многом под руководством таких же любителей путешествий, Гуткиндов и Рангов, выбор падает на итальянский остров Капри. Первого апреля — возможно, речь шла о всего лишь дьявольски близком к реальности розыгрыше — Беньямин, гуляя по Берлину, читает на газетном киоске анонс о грозящем запрете на выезд, посредством которого власти намерены прекратить отток за рубеж капитала состоятельных граждан.

И тотчас решается уехать. Девятого апреля 1924 года он со своими шестью сотнями цитат уже на Капри.

Пребывая в восторге от весенней красоты и роскошной природы острова, он поначалу даже не думает о работе. Тем более что на остров приехали и супружеские пары Гуткинд и Ранг. Сообща они снимают этаж летней виллы, где находится один из самых высоких балконов острова. По его собственному ощущению, Беньямин переживает здесь «несколько прекраснейших и редкостнейших дней» своей жизни. Уже спустя три недели — Ранги вскоре собираются домой, Гуткиндов тоже снова тянет на север — Беньямин, так и не написав ни строчки, поневоле возвращается на почву так называемых фактов. Деньги. Их нет. И помочь теперь может только письмо гейдельбергскому издателю Вайсбаху:

Глубокоуважаемый господин Вайсбах!

… Непредусмотренные обстоятельства обошлись мне в часть моей дорожной кассы, так что я нахожусь здесь в весьма стесненном положении. Прошу Вас, не сочтите обидой мой вопрос или просьбу: не могли бы Вы оказать мне любезность и перевести ferma in posta [39] сумму в валюте, соответствующую 60 маркам, в качестве аванса либо как ссуду (с возвратом 1 июля 1924 года) (154).

В чем точно могли состоять «непредвиденные обстоятельства», дознаться трудно (коль скоро они вообще имели место). Однако вполне можно себе представить, что при первой же поездке через бухту в Неаполь у Беньямина «мигом украли деньги и документы» (155). Как бы то ни было, происходит чудо. Вайсбах действительно присылает деньги, и Беньямин всё глубже погружается в волшебство острова. Походы и вылазки определяют его дни, всё чаще он наведывается в Неаполь, который как-то особенно, болезненно его завораживает. В мае тамошний университет отмечает семисотлетний юбилей. По этому поводу состоится большой международный философский конгресс, который привлекает и Беньямина. Ход конгресса, однако, приводит его к заключению, … что философы оплачиваются наихудшим образом, ибо являются никчемными лакеями международной буржуазии, но то, что они вдобавок повсюду выставляют напоказ свою зависимость с таким гордым убожеством, стало для меня новостью (156).

Беньямин едва выдерживает среди своих коллег один день.

ВИНОГРАД И МИНДАЛЬ

На острове его мечты культурная атмосфера куда интереснее. Еще на рубеже веков Капри стал местом притяжения и отдыха не для международной буржуазии, а для левой интеллигенции, кем бы при этом она сама себя не считала. Русский писатель Максим Горький, литературная икона революции, даже основал здесь собственную — правда, недолговечную — академию. Летом 1924 года по причине низкой стоимости жизни и стабилизированной рентной марки на Капри съезжаются в первую очередь немецкие мыслители и деятели искусства. Беньямин отнюдь не единственный из них, кто, находясь в неустойчивом положении, надеется среди вечной весны на Капри обрести более высокое качество жизни и духовную сосредоточенность. Местом встреч здесь служит кафе «У кота Хиддигайгая», принадлежащее немецкой супружеской паре. После отъезда друзей Беньямин всё чаще заходит туда во второй половине дня. Там он пьет свой первый за день кофе, чтобы взбодриться от суеты на площади и собраться с мыслями, или за чтением газет снова и снова поздравлять себя с тем, что здесь, в этом чудесном месте, в приятнейшем майском тепле он может издали наблюдать неотвратимое приближение заката Европы.

Кафе «У кота Хиддигайгая» на Капри. 1886

Но и на Капри не всё в розовом цвете. Прежде всего, дух и настрой угнетает так и не начатая работа. Как всегда при стрессе, возвращается Беньяминова болезнь — непереносимость шума. В итальянских деревнях это особенно сложная проблема. До конца месяца он лихорадочно ищет новое, подходящее по деньгам жилье, а поскольку днем теперь царит гнетущий зной, подолгу пишет вечерами. Однако «пернатые донимают и ночью». Вдобавок тут объявилась некая молодая дама, и уже которую неделю со своего места в кафе он наблюдает, как она с маленькой дочерью делает покупки или принимает короткие солнечные ванны, пока девочка с мороженым в руке танцует вокруг фонтана на площади. Не немка, это точно. Выпуклые скулы и округлое, хотя и узкое лицо говорят о другом происхождении. А еще большие глаза, которые, когда она смеется, оборачиваются щелочками и придают лицу едва ли не азиатский характер. Беньямин заворожен и однажды — кажется, в конце мая, — когда прекрасная незнакомка хочет купить у уличного торговца кулек миндаля, но никак не может объясниться по-итальянски, он решает, что его час настал: «Сударыня, позвольте вам помочь?» — «Пожалуйста».

У стоящего перед ней мужчины темные густые волосы, он носит очки, «которые отбрасывают свет, как маленькие прожекторы» (157). Узкий нос, руки, никогда не занимавшиеся серьезным физическим трудом. Ей знаком этот тип: «классический буржуазный интеллектуал, предположительно из обеспеченных». Если отставить в сторону финансовый статус, то оценка меткая, и справедливость ее сразу же подтверждается. Потому что Беньямин, предложивший нести покупки, немедля настолько неловко их роняет, что они раскатываются по площади. «Разрешите представиться: доктор Вальтер Беньямин».