Вольфрам Айленбергер - Время магов великое десятилетие философии 1919–1929 (без фотографий)

Обозначить и культурологически раскрыть этот рывок вместе со всеми его возможностями — вот главная задача исследовательской программы Варбурга, вновь обретшей четко продуманные контуры. По своей направленности эта программа следует не только главным работам Хайдеггера и Беньямина — которые суть также самостоятельный анамнез современности, — но, разумеется, и основным научным интересам философа и историка философии Эрнста Кассирера как второго духовного лидера Гамбургской школы, утвердившейся в новом здании Библиотеки.

СКРЫТЫЙ ИСТОК

Как складывалась современная картина мира? Этот вопрос Эрнст Кассирер исследует весной 1926 года в отдельной работе, которую посвящает шестидесятилетию Аби Варбурга. Называется она «Индивид и космос в философии Возрождения» (200). На открытии нового здания Библиотеки он прочтет собравшимся третью из четырех глав только что законченной книги. Широко известный поныне трактат Кассирера о Возрождении — отнюдь не «только» обзорная философско-историческая работа. Раскрывая духовные корни Возрождения, ее автор стремится найти оживляющие стимулы, вдохновляющие мотивы для философии своей эпохи.

Даже этот спокойный труд содержит глубокое изложение утраты и анализ кризиса. Правда, не с целью наглядно представить сам модерн в виде фундаментально ошибочного пути либо в мировую скорбь, ставшую основной характеристикой современной культуры, либо в забвение бытия. Для Кассирера речь идет, скорее, о ясном признании, даже о философском прославлении возрожденческого прорыва как максимально всеобъемлющего события самоосвобождения и миротворчества. Существенные импульсы этого события впоследствии, начиная с XVII века, были искажены фиксированным на абстракции, враждебным телу и сфокусированным исключительно на сознании Новым временем Рене Декарта и его методических последователей (201), — это серьезнейшим образом повлияло на всю философию вплоть до 1920-х годов. «Индивид и космос» Кассирера также представляет собой призыв, пусть и по- ганзейски элегантный, к принципиальному обновлению современной философии. Речь здесь идет о необходимости возвращения к ее истинным истокам, находящимся именно в Возрождении, что соответствует как раз той философской трактовке, за чью разработку и осуществление Кассирер взялся в своей «Философии символических форм». Формулируя тезисно, а стало быть непосредственнее, чем это предполагало собственное изложение Кассирера: обновление философии в духе Возрождения как подлинного и по сей день путеводного истока нашей современности должно принять облик философии символических форм!

ИСХОДНОЕ МНОГООБРАЗИЕ

Как важнейшую примету Возрождения Кассирер — казалось бы, парадоксально — подчеркивает тот факт, что в ходе этого пробуждения философия не играла существенной роли. Закосневшая в ограниченных церковными институциями схоластических школах, она была явно не в состоянии концептуально угнаться за неистовым инновационным темпом развития искусств и наук XIV–XV веков или хотя бы адекватно отразить его. Подобно значительной части нынешних приверженцев аналитической философии, тогдашние схоласты предпочитали заниматься фетишизмом тончайших различений на казавшихся надежными исследовательских основаниях тому, чтобы смело пойти на риск и попробовать разобраться в собственной, коренным образом меняющейся эпохе. Словами Кассирера: Создается впечатление, что неповторимый духовный порыв той эпохи — тяга к резко очерченным границам и индивидуализированному формотворчеству, стремление к обособлению и различению — именно в философии и не нашел своего выражения или же исчерпал себя раньше времени (202).

На первых же страницах Кассирер резко выступает против одного важного исходного допущения, в частности, сделанного в хайдеггеровском анализе падения. Можно назвать его допущением «чрезмерной переоценки цивилизаторской роли философии» (203). Тот, кто ищет предположительные истоки некой эпохи, в особенности — современной, только в философии, не сможет по-настоящему проникнуть ни в своеобразие соответствующей эпохи, ни в ее философию. В своем анализе Возрождения Кассирер рассматривает философию, скорее, как один измногих новаторских голосов, причем такой, которому назначено объединять дисциплины. Именно это понимание направляет его философию символических форм в двадцатые годы, необычайно насыщенные художественными, научными и техническими инновациями. Действительно, первое послевоенное десятилетие вполне обоснованно воспринимало себя как декаду небывалых, изменяющих мир изобретений, прежде всего — технического характера. Автомобиль как предмет массового потребления начинает определять облик городов; в общественном пространстве глобальным средством коммуникации становится радио, в приватном — телефон; зарождается кино как форма искусства; создаются первые коммерческие авиалинии, вскоре не только пароходы, но и дирижабли, и даже самолеты — по примеру Чарльза Линдберга — начинают пересекать океаны. На глазах людей из духа неистовой технической инновации рождается эпоха глобальной коммуникации. Темпы никогда не замедляются. Ни один человек, ни одна отдельная дисциплина не способны постоянно держать шаг, постоянно идти впереди. Даже философия. Больше того, как раз в немецкоязычном пространстве она понимает себя как движимую прогрессом и стремится быть, в лучшем случае, его критическим тормозом, но никак не двигателем.

Так что, вероятно, Кассирер имеет в виду нечто большее, чем благожелательную деталь, когда, посвящая свою книгу Аби Варбургу, заявляет, что, по сути, она — плод коллективного труда творческого содружества исследователей разных дисциплин, соединивших в деятельности Библиотеки свои духовные устремления. К 1926 году в этот круг входят Гертруда Бинг, Эрнст Кассирер, Эдгар Винд, Эрвин Панофский, Йоахим Риттер и Фриц Заксль — назовем лишь впоследствии наиболее влиятельных из них. Ведь, продолжает Кассирер, построение и духовная структура Библиотеки вплощают идею методического единства всех исследовательских областей и течений духовной истории.

Важная задача философии, по Кассиреру, заключается в том, чтобы при всех различиях отдельных форм найти для каждой эпохи стержень объединяющих ее лейтмотивов. Хотя бы лишь затем, чтобы все участвующие в этом процессе силы и течения могли увидеть не только ограниченность, но и взаимосвязь соответствующих дисциплин в концерте великого целого. Без ключей к объединению, особенно в наиболее динамичные эпохи, полифония дисциплин грозит обернуться какофонией. А от этого в итоге пострадают все.

САМОФОРМИРОВАНИЕ ЧЕРЕЗ ОТКРЫТИЕ МИРА