Вольфрам Айленбергер - Время магов великое десятилетие философии 1919–1929 (без фотографий)

Убежденность, что по своей внутренней логике язык в любое время и при любом состоянии культуры несет в себе силы для исцеления именно тех неувязок и ошибочных толкований, которые сам же перманентно вызывает и порождает, уже составляет основу терапевтической программы, изложенной в Витгенштейновом «Трактате». И она же, начиная с 1929 года, будет главным допущением всей поздней философии Витгенштейна, прежде всего — его второй важнейшей работы, «Философских исследований». В этой книге, строго выдержанной в диалогической форме, доминирует голос упорного любознательного ребенка. Таким образом, возникает своего рода игра в вопросы и ответы между философом и (воображаемым, внутренним) ребенком. Почти каждая страница представляет собой показательные сцены обучения нашей форме жизни — отеческо-философский голос пытается объяснить ребенку, что такое язык, на чем он основан (и на чем не основан) и, что немаловажно, какую роль и значение на самом деле имеют в нашей жизни определенные центральные слова.

Уже первая запись этой книги, составленной из свободно подобранных параграфов, цитирует одну такую сохраненную в памяти сценку. Делается это с целью решительно опровергнуть представление о природе человеческого языка, нарисованное в «Исповеди» Августином:

1. (Августин, «Исповедь», I/8.) «Когда они (старшие) называли некий объект и по этому слову двигались куда-либо, я видел это и запоминал, что предмет, названный произнесенным ими словом, называется именно так, что они подразумевали и своими жестами. … Так, слыша повторяющиеся слова в их надлежащих местах в разных предложениях, я постепенно приучился понимать, какие объекты они обозначают; и после того как принудил свои уста производить эти знаки, я стал употреблять их, чтобы выразить свои собственные» (206).

Непосредственно примыкающий к этой исходной сцене комментарий Витгенштейна гласит:

Эти слова, как мне кажется, открывают нам сугубую картину сущности естественного языка. Картина такова: отдельные слова в языке именуют объекты — предложения суть комбинации подобных имен. В этой картине языка мы находим корни следующей идеи: всякое слово обладает значением. Это значение сопоставлено слову. Оно есть объект, который обозначается словом.

Августин не говорит о том, что имеется различие между видами слов. Описывая изучение языка таким образом, ты, полагаю, мыслишь прежде всего о существительных, наподобие «стол», «стул», «хлеб», и об именах собственных, и лишь во вторую очередь — об именах конкретных действий и свойств; а прочие виды слов кажутся чем-то, что должно само о себе позаботиться (207).

Терапевтические усилия Витгенштейна, стало быть, преследуют цель противопоставить запечатлевшимся в памяти мнимым и ошибочным картинам другие, альтернативные воспоминания и мысленные картины, чтобы «правильно видеть» мир и наше в нем место. Отсыл к детству как подлинно обучающей стадии нашего отношения к миру играет при этом абсолютно центральную роль. Как видно уже из § 5:

5. Если оценить пример из § 1, мы, возможно, начнем осознавать, насколько общее представление о значении слова замутняет функционирование языка, не позволяя видеть ясно. — Мгла рассеивается, если изучать феномен языка в примитивных его проявлениях, когда четко определены назначение и употребление слов.

Ребенок использует подобные примитивные формы языка, когда учится говорить (208).

Преобразованное в конкретное педагогическо-философское деяние, в § 11 «Философских исследований» это звучит, например, так:

11. Представим инструменты в ящике мастерового: молоток, клещи, пила, отвертка, линейка, банка с клеем, клей, кисточка, гвозди и винты. — Функции слов столь же разнообразны, как и функции этих предметов.

(Но в обоих случаях налицо и сходства.) (209)

Это действительно понятно любому четверокласснику. Итак, Витгенштейнов терапевтический лозунг звучит совершенно ясно: back to the roots [44] — это призыв вернуться к подлинным началам речи, к конкретным контекстам ее освоения. Причем не исторически и не метафизически, как это выражено у Беньямина или у Хайдеггера, а через жизнь в мире, через обучающее общение с детьми.

А уж в этом он с 1920 года прекрасно разбирается. Обращение к фигуре говорящего ребенка, знаменательное для его поздней философии, объединяет биографический опыт и философские знания, прямо указывающие на его учительские годы в народной школе. Особенно на время, проведенное в Оттертале, начиная с 1924 года. Ведь именно в Оттертале, где Витгенштейн — в одно время с Хайдеггером, Беньямином и Кассирером — тоже создает новую работу, перед ним вполне четко встает вопрос о языковых корнях наших отношений с миром. Ведущий вопрос этой его книги — единственной (не считая «Трактата»), опубликованной прижизненно, — звучит просто: каковы те три тысячи слов, что обозначают мир для оттертальского школьника 1925 года? Отсюда и ее совершенно недвусмысленное название: «Словарь для народных школ».

СПИСОК РАЗУМА

Прежде всего, подлежащая решению проблема, которой эта основополагающая работа обязана своим существованием, — никоим образом не философская. Просто в ту пору в Австрии как раз нет словаря, доступного учащимся из малообеспеченных районов страны. Витгенштейн сознает эту нехватку, считает ее легко устранимой и уже осенью 1924 года впервые завязывает по этому поводу контакт с одним из выпускающих школьные учебники венских издательств, которое тотчас сообщает о своей заинтересованности в реализации проекта. Предстоит составить алфавитный, орфографически правильный список самых употребительных и важных слов в словарном запасе ученика сельской народной школы. Книга должна дать ученикам возможность в случае каких-либо сомнений просто заглянуть в нее и самому исправить правописание. Само по себе дело, как будто, несложное. «Вечеря» (das Abendmahl) наверняка туда войдет, как и ужин (das Abendbrot). Но как насчет «Вечерней звезды» (der Abendstern), а тем паче «Запада» (das Abendland)? «Павлин» (der Pfau) и « стрела» (der Pfeil) будут непременно включены, но «променад» (die Promenade)? (210) Или с попаданием этого слова в юное сельское сознание непременно начнется культурный упадок?

Если правда, что границы языка суть границы мира, то, наверное, каждый хороший педагог обязан как можно тщательнее провести их и охранять ? Сплошные вопросы, причем все они в совокупности носят ценностный характер. Тест Витгенштейна пригоден поныне: назови мне три тысячи слов, главных для тебя в этой жизни и в этом мире, и я скажу, кто ты. Ведь проект «Словарь» и по содержанию, и по исполнению показателен для всего педагогического подхода Витгенштейна.

Слова он выбирает сам в своей тихой каморке, не спрашивая учеников и тем более не проводя голосования. Выбирает в том числе и диалектные слова, поскольку их, естественно, используют его ученики. Вдобавок в Оттертале он превращает этот словарь в проект, шаг за шагом реализуемый детьми в течение учебного года: от собственноручного, нередко многочасового списывания перечней слов до повторного переписывания набело и переплетения листков в книжку. (Материалы для этого Витгенштейн за свой счет выписывает из Вены.) Для многих тогдашних его учеников собственноручно изготовленный экземпляр — первая и единственная книга, которая у них есть. Самодельная!