Александр Игнатенко - Зеркало ислама

Что же касается границ контекста, то в отношении коранических выражений, как это можно предположить, этим контекстом является весь Коран. «В Коране нет ни одного выражения, которое бы не было связано с тем, что разъясняет подразумевающееся (мурад)» 332. В контекст Корана должно включить и хадисы Пророка, высказывания и умолчания сподвижников Пророка и представителей двух последующих поколений, речения основателей главных суннитских толков – всех, кого ханбалиты называют благодетельными предками ( ас-саляф ас-салих). А крайней границей контекста, по-видимому, должна быть сумма всех речевых актов того же периода времени, осуществленных с использованием арабского языка.

Из всего этого должен следовать парадоксальный вывод о том, что в языке (в том числе в языке Корана) нет двух повторяющихся выражений , даже если нам это может показаться. Каждое выражение (выразительный комплекс) уникально, и уникален смысл (значение) каждого выражения, которое представляет собой некий комплекс слов, обстоятельств и подразумеваемых связей между словами, представлений говорящего и знаний того, к кому обращена речь.

В том, что мы правильно понимаем логику мысли Ибн-Таймийи, нас убеждает и тот факт, что он, наряду с отрицанием в языке полисемии, отрицает и существование такого разряда выражений, как «совпадающие» (м утавати’а ). По мысли арабских филологов, в отличие от муштарака – слов, совпадающих по выражению, но не совпадающих по смыслу, т. е. омонимов или случаев полисемии, мутавати’а — это слова, совпадающие и по выражению, и по смыслу. Например, вода и вода. Они же, по мнению филологов, означают общие, родовые понятия, когда, например, под слово бытие ( аль-кавн ) подпадают все, самые разные виды бытия. Но и все подобные слова, как считает Ибн-Таймийя, конкретизируются ( тахсис ) посредством дополнений, исключений, определений и т. п. – того же контекста 333. И бытие Бога отличается от бытия Умара — не только по смыслу, но и по выражению. Тем самым нет «совпадающих» выражений, как нет омонимов. Как нет, вспомним, о чем мы ведем речь, и метафор.

Ограниченное понимание как цель и предел в экспликации Текста. Казалось бы, уникальность каждого выражения исключает понимание. Но это не так. Для Ибн-Тай-мийи Текст (Коран и Сунна как собрание хадисов) в принципе понятен сам по себе. Иначе и быть не должно: Бог мог обратиться к людям только с понятным Текстом (вспомним: Коран ниспослан на ясном арабском языке). И только какие-то привходящие обстоятельства к примеру, интеллектуальная ограниченность одних людей, злонамеренность других (спекулятивных теологов-мутакаллимов, философов) привели к тому, что ясные вещи стали запутываться. В своем фундаментальном трактате «Против джахмитов» (названием джахмиты он объединяет и самих джахмитов, и мутазилитов, и философов) – Ибн-Таймийя ссылается на то, что в период жизни трех первых поколений мусульман днем и ночью во всех мусульманских градах и весях читались Коран и хадисы – сподвижниками Пророка, теми, кто следовал за ними (следующим поколением) – и теми, кто следовал за теми (еще одним поколением). «И известно, что никто из праведных предков ( ас-саляф ) и имамов [главных толков в Исламе] не обратился к слушателям Корана и хадисов, с тем, чтобы они отвратили свое сердце и мысль от рассмотрения, понимания и представления [в отношении того, что слышат], и не наказал им, чтобы они считали, что этот смысл, [который слышащие понимают], совсем не тот, что подразумевается, а подразумевается какой-то смысл, который дано определить [лишь] тем, кто прибегает к метафорическому толкованию (м ута’аввилюн ), или – подразумевается некий другой смысл, неизвестный ни в общем виде ( джумлят ан), ни в подробностях ( тафсил ян ), ни в его отличии от другого смысла» 334.

Текст понятен через сам Текст. Ибн-Таймийя текстовик. Слово текст (насс , мн. ч. нусус ) – одно из самых популярных в его трактатах. Если мы возьмем любое его произведение, то его размышления о той или иной вещи, упомянутой в Коране, начинаются, а порой и заканчиваются цитированием тех коранических аятов, в которых она упоминается, затем – хадисов Пророка Мухаммада, потом – высказываний по этому же вопросу благодетельных предков. Ибн-Таймийя – контекстовик. В том смысле, что охарактеризованная технология экспликации Текста реально направлена на то, чтобы дать представление о значении того или иного выражения Корана через рассмотрение (демонстрирование) всех возможных комплексов слово плюс контекст. Нет нужды упоминать и важную составляющую расширительно понимаемого контекста – арабский язык.

В этом случае Текст становится понятен (должен становиться понятным). Сложности типа упомянутых выше оказываются мнимыми. Ибн-Таймийя цитирует знаменитое высказывание Малика Ибн-Анаса, одного из благодетельных предков, в связи с камнем преткновения – глаголом ис-тава. Тот говорит: « Истава — известно…» 335, т. е. известно, понятно, что это слово означает.

Однако есть и предел понимания этого (и всех других слов, прилагаемых к Богу и Божественному). Высказывание Малика имеет продолжение: «… как [осуществилось действие, обозначаемое глаголом истава\ — неизвестно».

Об этом же говорит, только иными словами, и Ибн-Тай-мийя. «Мы, коли сообщил нам Бог о Сокрытом, которое к Нему имеет касательство, [в том числе] о Рае и Аде, то мы познаём смысл сообщаемого и понимаем то, что от нас этой речью ( хитаб ) понять требовалось, и это растолковываем ( тафсир). Но самоё истинность того, о чем сообщается, как и того, чего не было, а будет только в Судный день, – не знает его толкования никто, кроме Бога» 336. Это соображение распространяется не только на муташаби-хат, но и на все слова, которые применены в Тексте в отношении Сокрытого. Взять хотя бы простое слово вода. В Коране сказано: «Там (в Раю. – А.И.) реки из воды…» 337. «Но истинность ( хакика) того, чем отличается та вода, нам неизвестна», – говорит Ибн-Таймийя. И в очередной раз утверждает, что то же самое нужно утверждать об атрибутах и именах Бога 338.

Эта неизбежная для человека ограниченность понимания Текста получает объяснение в рамках представлений Ибн-Таймийи, если мы обратимся к приведенной выше формуле с 1+ с 2+ с 3+… + с х → с а. И тут для нас проясняется суть его претензий к тем, кто прибегает к метафорическому толкованию Текста. Эти люди неправы вдвойне: они претендуют на полное познание того, что познаваемо не до конца, и, используя при этом негодный инструмент (метафорическое толкование), получают неадекватный истинному положению дел результат. Человеку же надлежит остановиться у объективно, сказали бы мы, обусловленной границы понимания Текста и занять позицию, о которой говорит Малик: «…вера в него (выражение истава. – А.И.) обязательна, а спрашивать о нем – ересь» 339.