Йоран Терборн - Города власти. Город, нация, народ, глобальность

Русский путь к Модерну был гибридом европейского развития и реактивной модернизации сверху. Февральская революция 1917 г. породила недолго просуществовавшее русское национальное государство, когда монархия была сброшена примерно так же, как во Франции в 1792 г., однако оно обязалось продолжать безнадежную (для России) войну в поддержку западных союзников. Октябрьская революция смела его, и важно то, что она выступала под антинационалистическим (и антиимпериалистическим) лозунгом мира. Результатом стало государство в его современной трактовке, но не собственно национальное государство: Союз Советских Социалистических Республик, задуманный в качестве прообраза мировой революции. Когда же последняя не случилась, большевики решили остановиться на «построении социализма в одной стране», т. е. на национальном государстве, по своей сущности многонациональном, но со все большим преобладанием русских. Поскольку они унаследовали недостаточно развитую страну, которая еще больше была отброшена назад Гражданской войной и иностранной военной интервенцией, «социализм» можно было построить только сверху, силами промышленных классов рабочих, инженеров и управленцев. Обе революции 1917 г. в России были результатами европейского пути к Модерну и национальному государству, однако «социализм в одной [слаборазвитой] стране» был социалистическим аналогом реставрации Мэйдзи в Японии, получившей развитие в ХХ в., т. е. вариантом реактивной модернизации.

Реактивная модернизация китайской империи Цин потерпела неудачу вследствие ряда причин – внутренней слабости, интриг реакционного двора, а также атак хищнических государств, особенно Японии. Национальная республика стала результатом революции 1911 г., однако она все еще была наполовину колонией, управляемой империалистическими портовыми «концессиями» и контролируемыми извне таможнями, тогда как внутри страны царило брожение, постоянно происходили вооруженные конфликты. В 1930-х годах в Китай вторглась Япония, что стало началом десятилетия войны, во время которого правительство было вынуждено отступить в Чунцин на юго-востоке страны.

Двигаясь по своему пути к Модерну, Китай оказался в какой-то мере провалившимся государством, полуколонией и полем для классовой борьбы европейского типа – семена, первоначально посеянные агентами Коминтерна. Коммунистическая партия была образована в 1920 г., она была создана под впечатлением русской революции, в которой видели антиимпериалистический ориентир. Однако ее наследием в силу маоистской мутации стала крупнейшая в ХХ в. организованная сила социальных изменений. Коммунистическая победа 1949 г. была представлена в качестве национальной победы, существенно отличающейся от большевистской революции. Но также она понимала сама себя и рассматривалась иностранными наблюдателями в качестве значительного расширения коммунистической зоны.

Хотя дальнейшее рассмотрение моей гипотезы выходит за пределы данной книги, я считаю нужным отметить: совершенно неслучайно то, что два основных центра коммунизма возникли в странах, отличающихся особенно сложной, гибридной траекторией движения к Модерну и национальному государству. Коммунисты вышли на первый план в сумбуре жестокой классовой эксплуатации и классовой борьбы, однако ни русские, ни китайцы не имели дела с уже состоявшимся современным национальным государством. Напротив, и тем и другим пришлось такое государство строить – многонациональное государство, ставшее сценой для проекта по превращению национальной отсталости в высочайший уровень развития из всех, какие только можно представить, т. е. в социализм и коммунизм. Огромный размер этих стран позволил им выжить во враждебном мире, однако имперское наследие сказалось на новых правителях этих государств.

Мировой коммунизм распространялся из двух этих центров, прежде всего из Советского Союза. После Второй мировой войны в Восточной Европе было несколько сильных и автономных коммунистических движений – в Албании, Болгарии, Чехословакии, Греции, Югославии, даже их сила и популярность по большей части были следствием ауры Красной армии, победившей в борьбе с нацистской Германией. Подобным образом и восточноазиатский коммунизм даже в тех случаях, где он обладал национальной силой, например во Вьетнаме, Малакке, Индонезии и на Филиппинах, в значительной степени популярностью своей был обязан китайскому образцу. Особенно это относится к корейцам и вьетнамцам, которые сумели выжить и одержать победу благодаря советской и китайской материальной помощи.

Советский и китайский коммунизм стал в 1970–1980-х годах ролевой моделью для развивающихся слаборазвитых стран, особенно в Африке, где от Бенина до Мозамбика образовалось множество фиктивных марксистско-ленинских режимов. По сути, они сводились к простой лакировке, служившей поводом для претензий на помощь, однако на улицах от них сохранились знаки и таблички – от Мапуто, где до сих пор помнят Маркса, а также Мао и Ким Ир Сена, до Абуджи в экуменической Нигерии, которая никогда не заявляла, что ее цель – диктатура пролетариата.

Куба – особый случай. Кубинская революция была преимущественно националистической и антиимпериалистической. Ни один настоящий коммунист не поддержал бы лозунг революции Фиделя – patria o muerte («Родина или смерть») [497]. Она обратилась к марксизму-ленинизму, чтобы бросить вызов США, проспонсировавшим вторжение в залив Свиней в 1961 г. Кубинцы как настоящие народные революционеры отнеслись к своему новообретенному коммунизму совершенно серьезно, к тому же некоторые кубинские лидеры и профессиональные революционеры были знакомы с ним и раньше. Гавана важна для обзора коммунистических столиц, тогда как, к примеру, Аддис-Абебу или Браззавиль можно не рассматривать.

Коммунизм и город

Революция большевиков была городской, ее центром стал Петроград (так было русифицировано название Санкт-Петербурга во время Первой мировой войны), который являлся не только политической столицей, но и ведущим промышленным городом страны. Московские большевики добились серьезных успехов на сентябрьских выборах 1917 г., получив большинство в районных советах, однако они следовали своим петроградским вождям, которые разожгли огонь революции. После недели вооруженных столкновений большевики взяли Москву. Их вожди, опасавшиеся за свои жизни в ситуации затягивающейся Гражданской войны, поддержанной иностранными силами, решили перенести столицу в Москву в марте 1918 г., обосновавшись в Кремле, хотя это исходно не было их целью.

Октябрьская революция создала не мультиэтническое социалистическое национальное государство, а универсалистский Союз Советских Социалистических Республик, к которому могла присоединиться любая советская республика и точно так же могла из него выйти. Отсоединение Финляндии, ставшее результатом действий белых, было признано большевиками напрямую, тогда как отделение Прибалтики – следствие признания поражения большевиков в сложных конфликтах, в которых белые балтийские фермеры, пользовавшиеся поддержкой британцев, выступали против и большевиков, поддерживаемых рабочим классом, и наемных войск немецких баронов. На Кавказе и в Средней Азии большевики продолжили оборонять старые имперские границы, отбиваясь от местных националистов.