Йоран Терборн - Города власти. Город, нация, народ, глобальность

В числе других отличительных характеристик генплана – значительное расширение центрального общественного пространства, в том числе увеличение в 2 раза уже расширенной Красной площади; этому проекту также не суждено было сбыться. Значительным успехом была реконструкция старой дороги на Тверь и Санкт-Петербург, которая стала центральной магистралью, используемой для демонстраций (до Красной площади), с роскошными многоквартирными домами и ночными развлекательными заведениями, как «низкого уровня», полуофициальными, так и «высокого уровня», финансируемыми властью. Тверская стала улицей Горького и была расширена – с 20 до 60 м, – для чего пришлось снести ряд домов [515]. Улица Горького должна была стать главным из нескольких широких бульваров, пересекающих город; о большинстве из них забыли, однако было действительно проведено большое озеленение. Планом предусматривались также жилье и потребительские услуги, в том числе строительство 15 млн кв. м жилой площади за десять лет, а также школ, кинотеатров, больниц и новой инфраструктуры водоснабжения, канализации и т. д. [516]Однако эти цели были очевидно вторичными по сравнению с репрезентацией власти и экономическим развитием. В Москве жилая площадь на душу населения превысила рекорд 1920 г. (составлявший 9,5 кв. м) только после 1971 г. В 1940 г. этот показатель составлял в среднем 4,1 кв. м [517].

Современный исследователь, знакомясь с генпланом и московской моделью, может задаться вопросом, было ли в них что-то собственно социалистическое или связанное с рабочим классом? Социалистический аспект генплана заключался в его тотальном подходе к городскому планированию (по словам Шлёгеля, это план как Gesamtkunstwerk) и в отсутствии необходимости считаться с частной собственностью и частной земельной рентой, что демонстрируется большими открытыми пространствами в центре. Классовый аспект гораздо более опосредован. В негативном смысле он означал отсутствие банковских и других корпоративных зданий «центрального делового района», а также кварталов высшего слоя буржуазии. Большевистские лидеры жили в довольно скромных кремлевских квартирах и подчинялись жестким правилам экономии [518]. Прославившиеся русские рабочие, стахановцы, могли получить роскошные квартиры, тогда как в жилых микрорайонах Москвы тщательно следили за социальным составом населения, чтобы избежать сегрегации жилья [519]. Классовый контроль привел также к появлению коммуналок, т. е. обобществленных квартир крупной городской буржуазии, которые сохранялись в условиях бесконечного дефицита жилья в виде многосемейных квартир с общими кухнями и ванными.

Официальная установка московского генплана 1935 г. состояла в идее не столько социалистического города рабочего класса, сколько современного мегаполиса, равноценного Нью-Йорку, чьи Рокфеллеровский центр и Радио-сити-мьюзик-холл стали ориентирами для Бориса Иофана, работавшего некогда ассистентом на строительстве монструозного римского памятника Витториано и проектировщика еще более чудовищного Дворца Советов. Иконографическая картина 1937 г. Юрия Пименова изображает молодую женщину за рулем кабриолета, который катится среди других машин по городу навстречу новым массивным зданиям [520]. (Только их массивность говорит нам о том, что это, должно быть, СССР.)

Тенденция к созданию мегаполиса еще больше обозначилась после победы во Второй мировой войне строительством городского кольца из семи высоток – двух министерств, двух гостиниц, двух жилых комплексов и одного университета, которые были построены в качестве разных вариантов «свадебного торта» и отличались размахом. Это массивные здания с выраженной вертикалью, симметричные и закрытые (для посторонних), чем подкреплялась грамматика авторитарной власти, с богатыми и эклектичными декорациями, использующими разнообразные мотивы [521]. Предполагалось построить восемь таких высоток – по одной на каждое столетие Москвы, праздновавшей свое 800-летие; они должны были стать современным, но не функционалистским лицом исторической столицы, возрождавшейся после изнурительной и кровопролитной войны.

Повышенное внимание Сталина к репрезентативным сторонам архитектуры стало в декабре 1954 г. предметом лобовой атаки со стороны Никиты Хрущева, тогдашнего генерального секретаря КПСС. Он критиковал его с двух сторон: за чрезмерную расточительность, ставшую следствием применения материалов высшего качества и ремесленного производства, и за пренебрежение насущными нуждами простых людей в жилье. В ноябре 1955 г. советское правительство и ЦК Коммунистической партии выпустили резолюцию «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве». В ней был совершен поворот на 180 градусов: «Советской архитектуре должна быть свойственна простота, строгость форм и экономичность решений» [522]. Новым приоритетом в строительстве стало массовое жилье. По всей территории СССР выросли низкоэтажные (обычно в три – пять этажей) быстровозводимые жилые здания, которые в народе получили название «хрущевок». КПСС возвращалась к своим классовым корням.

Однако в плане международных коммунистических веяний наиболее важным историческим слоем Москвы остался сталинский городской пейзаж, как он сложился к 1950 г. Какое именно властное послание он передавал? Какими были его наиболее важные политические достопримечательности? Посланий этих, я думаю, было прежде всего (хотя не исключительно) три: эта власть национальна; она основана на народной мобилизации; она нацелена на развитие с гедонистическими составляющими. Все эти послания получили отражение в камне архитектурных памятников.

«Национальным» является в первую очередь Кремль, исторический центр России, очищенный от своего донационального царистского символизма. Как мегаполис большой национальной державы Москва соревновалась с другими мировыми мегаполисами, в частности с Нью-Йорком, но не подражала им, а конкурировала с ними на собственных условиях. Таков был смысл, выраженный семью приуроченными к 800-летию высотками, некоторые из которых, очевидно, ориентировались на американские небоскребы 1920-х и 1930-х годов, с которыми были знакомы ведущие московские архитекторы. Одним из кандидатов, приглашенных принять участие в конкурсе на проект Дворца Советов в 1931 г., был Уильям Лэмб, главный архитектор Эмпайр-стейт-билдинг [523]. Весь архитектурный проект социалистического реализма был посвящен не столько социализму, сколько поискам современного национального стиля.

Коммунисты считали, что их власть, каково бы ни было реальное значение подавления народной мобилизации, основана на последней, хотя и не обязательно непосредственно проистекает из нее. Красная площадь досталась по наследству, задаром, хотя потребовалась определенная работа, чтобы приспособить ее к современным массовым демонстрациям. Экспрессионистский Мавзолей Ленина с трибуной вождей стал великолепной фокусной точкой. Места для проведения парадов должны были обладать собственными маршрутами или, если говорить на современном транспортном жаргоне, питающими линиями. Тверская, как начало дороги от Кремля до Санкт-Петербурга, была выбрана как самоочевидный вариант. В 1932–1933 гг. ее переименовали в честь великого писателя Максима Горького в улицу Горького и сделали образцовой магистралью коммунистического урбанизма, расширив в 2, а в некоторых местах и в 3 раза. Улица Горького задала образец для проектирования уличных фасадов как главного решения уличного пространства. Политическое направление особенно четко указывалось в дни демонстраций – флагами на улицах и фасадах домов, большими плакатами и огромными портретами Ленина и живых вождей.