Александр Замятин - За демократию: местная политика против деполитизации

К этому в России добавляется авторитарная специфика нашего политического режима. Странно ожидать, что люди будут с удовольствием выходить на митинги и подписывать петиции в условиях непрекращающихся политических репрессий. Упомянем и почти полное отсутствие традиций демократического движения – опыта, который передавался бы всем, кто созревает до активных действий. Помножим перечисленные эффекты социального отчуждения и атомизации на глубокое экономическое неравенство и поймём, что для объяснения массовой политической апатии не обязательно стигматизировать окружающих людей, а напротив, необходимо отбросить столь соблазнительную теорию о неполноценном народе и увидеть за ней инструмент подавления демократии.

Нет никаких сомнений в том, что информационные технологии сильно изменили нашу жизнь. Социальные сети и постоянно подключенные к интернету смартфоны позволяют производить и распространять информацию мгновенно. Всего 20 лет назад массовое распространение информации было доступно только узкому кругу владельцев телерадиовещания и печатных изданий, теперь повестку создают десятки тысяч блогеров с многомиллионными аудиториями, а корреспондентом может оказаться любой свидетель событий с телефоном в руке.

Бурный рост цифровизации, конечно, порождает обильные ожидания и в части эволюции политических режимов под её воздействием. С появлением персональных компьютеров большой популярностью начали пользоваться идеи усовершенствования демократии с помощью электронных технологий. Всевозможные визионеры и политологи предсказывали появление «киберреспублики», «цифровой Агоры», «виртуальной демократии» и прочего подобного 34 34 См. классическую книгу по теме: Grossman L.K. The Electronic Republic: Reshaping Democracy in the Information Age. N. Y.: Viking Penguin, 1995. 290 p. . Согласно этим ожиданиям, во-первых, интернет должен был заметно снизить барьеры для участия и агитации на выборах, а в конечном счёте и вовсе дать всем гражданам возможность напрямую голосовать по ключевым политическим решениям, минуя представителей. Во-вторых, интернет должен был лишить автократов и узкие элитные группы монополии на публичную сферу и, соответственно, их пропагандистских возможностей.

Однако спустя 20 лет безудержного роста коммуникационного изобилия мы вынуждены скорее разочароваться в способностях технологий обустраивать нашу политическую жизнь: даже самые удачные примеры внедрения электронных механизмов правления не привели к заметному демократическому прогрессу. Как ни странно, именно элиты несвободных и антидемократических режимов часто становятся самыми пламенными сторонниками развития информационных технологий. Технологии оказались палкой о двух концах. Явным образом это связано с дополнительными возможностями полицейского контроля и электоральных фальсификаций. Но есть и более глубокие причины провала технооптимизма. Сама мечта об электронной республике как возможности прямого народного правления содержит в себе антидемократический потенциал, потому что редуцирование демократии к процессу суммирования частных предпочтений (пусть даже с помощью самых продвинутых технологий) угрожает коллективным действиям и публичной сфере.

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СЕРВИС ВМЕСТО

САМОУПРАВЛЕНИЯ

В 1992 году кандидат в президенты США Росс Перо предложил на дебатах концепцию «теледемократии» – правления народа с помощью прямых телевизионных трансляций, которые он называл электронными ратушами («electronic town hall»). Перо черпал эту идею из экспериментов с «двусторонним» кабельным телевидением: подключившимся к платной системе предлагалось голосовать нажатием кнопки телевизора по поставленному в прямом эфире вопросу. Эта система описана в книге «Третья волна» Элвина Тоффлера (1980 год):

«He так давно я имел удовольствие публично объявить об историческом событии – первой в мире „электронной ратуше“ – по системе кабельного телевидения „Кьюб“ в Коламбусе, Огайо. Используя эту диалоговую коммуникационную систему, жители небольшого предместья Коламбуса через электронные средства реально принимали участие в политическом собрании местной плановой комиссии. Нажимая кнопку в своих гостиных, они могли мгновенно голосовать по предложениям, касающимся таких практических вопросов, как местное деление на зоны, коды в жилых домах, предполагаемое строительство шоссе. Они могли не только сказать „да“ или „нет“, но участвовать в дискуссии и говорить в эфире. Они могли даже, нажимая кнопки, сказать председательствующему, когда переходить к следующему пункту повестки дня. Это только первый, очень примитивный показатель завтрашних потенциальных возможностей прямой демократии. Используя передовые компьютеры, спутники, телефоны, кабель, методы опроса и другие инструменты, образованные граждане могут впервые в истории начать принимать множество собственных политических решений» 35 35 Тоффлер Э. Третья волна. М.: АСТ, 2004. С.677. .

К началу 1990-х годов, ещё до повсеместного распространения персональных компьютеров, уже фактически была написана вся классика технооптимизма. В 1972 году футуролог Ёнедзи Масуда предложил японскому правительству «План для информационного общества – национальная цель к 2000 году». Его «компьютопия» – бесклассовое абсолютно горизонтальное общество, которое не нуждается в бюрократических вертикалях. Эту идею уточняет Джон Нейсбит в 1982 году в своём бестселлере «Мегатренды»: вертикальную представительную демократию неминуемо заменит горизонтальная прямая демократия участия именно за счёт развития информационных технологий.

На практике Канада и Бельгия начали эксперименты с электронными урнами на местных выборах во второй половине 1990-х годов, с начала 2000-х годов электронная идентификация избирателей применяется в Австралии и Бразилии. Так или иначе с электронными технологиями голосования и партиципации экспериментируют десятки стран, включая Россию. Наибольшего успеха в деле перехода к удалённому электронному голосованию достигли Швейцария и Эстония, их опыт хорошо изучен и частично воспроизводится во многих регионах мира. Тем не менее ни одна страна так полностью и не перешла к «кибердемократии», какой её представляли себе многочисленные технооптимисты в последние 50 лет.

К концу 2010-х годов надежды на революционный прорыв электронной демократии стали уступать место скепсису. В 2019 году Pew Research Center собрал мнения почти 1000 экспертов по вопросу влияния технологий на демократию к 2030 году. 49% из них утверждают, что технологии ослабят базовые демократические институты и принципы в мире, 18% предсказывают отсутствие существенного влияния, и только 33% высказали доводы в пользу усиления демократии под действием технологий в следующем десятилетии 36 36 Pew Research Center, February 2020, «Many Experts Say Digital Disruption Will Hurt Democracy». . В том же году фонд John S. and James L. Knight Foundation выделил $50 млн на исследования влияния технологий на демократию – эпоха романтических надежд на интернет в политике сменилась неуверенностью и подозрительностью.