Александр Замятин - За демократию: местная политика против деполитизации

Однако такая примитивная интеллектуальная несостоятельность не смущает ни самого Кончаловского, ни его целевую аудиторию, потому что пафос текста совсем не в его аналитической части. Кончаловский пишет колонку в разгар «болотных протестов» и в самом начале текста он объявляет свою задачу: показать, что надежды демократической общественности на пробуждение гражданского сознания страны напрасны. Все печальные рассуждения о «русской цивилизации» должны служить доказательством его главного тезиса: протестные выступления преждевременны, нарождающемуся среднему классу нужно набраться исторического терпения, а поспешная попытка прыгнуть выше головы и переделать варварскую тёмную массу обернётся трагическими последствиями.

В этом и заключается роль мифа об опасном «глубинном народе» 16 16 Ещё одна идиома из языка элит, ставшая знаменитой после выхода статьи Владислава Суркова «Долгое государство Путина» в Независимой газете от 11.02.2019. в идеологии элит: мы должны довольствоваться статус-кво, отказаться от коллективных претензий на перемены к лучшему и заняться индивидуальным саморазвитием в ожидании естественного вызревания в России среднего класса. Такие идеологии называют реакционными, потому что они помогают обосновать сопротивление переменам, которые угрожают привилегированным группам. Страх выхода на политическую сцену варваров, тёмных масс – главное оправдание авторитарного правления, которое могли бы воспринять люди за пределами самих правящих классов.

Фигура незрелого народа работает в мировоззрении элит в том числе как способ самооправдания: если я точно знаю, что высокую должность получил не за выдающиеся компетенции, а результаты выборов подделаны, то легко поверю, что мои привилегии оправданы заведомо ужасной альтернативой мне. Неопытные чиновники иногда могут проболтаться о своей демофобии, как это было с пресс-секретарём иркутского губернатора Ириной Алешкевич, которая назвала пострадавших от наводнения жителей Тулуна «бичёвней» и «быдлом из хлева». То же иногда вырывается от представителей крупного бизнеса, как в случае с цитатой Романа Абрамовича «Народ – это быдло», прозвучавшей на лондонском судебном процессе против Бориса Березовского. Главная формула всех президентских выборов «Кто, если не Путин?» основывается ровно на том предубеждении, что в стране больше нет людей, которым можно было бы доверить правление.

Сам Кончаловский безусловно относится к привилегированной прослойке. Ему есть что терять, поэтому он подыскивает опору для сопротивления переменам в теории варварской ментальности русского народа. Наверняка он верит в неё так же искренне, как герой Табакова в «Неоконченной пьесе для механического пианино» 17 17 Реж. С. Михалков. , который с пеной у рта доказывал, что «чумазый» никогда не сможет играть на классическом инструменте, как «белая кость».

ТРАВМА ПЕРЕСТРОЕЧНОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

В 2016 году по соцсетям прошёл вирусный пост режиссёра Кирилла Серебренникова о крушении «Титаника», который выглядел так:

«Американский мыслитель Фарид Закария в своей книге „Будущее свободы“ приводит удивительный пример. Когда затонул „Титаник“, среди спасшихся пассажиров первого класса было практически 100% женщин и детей. Среди пассажиров второго класса процент женщин и детей достигал 80%. А среди сброда, ехавшего в третьем классе, выжившими оказались одни мужчины, то есть самые сильные. Они, отталкивая женщин и детей, заняли спасительные шлюпки. У Камерона же в фильме „Титаник“ всё наоборот! В кино именно богатые пассажиры хищно отталкивают женщин и детей на пути к шлюпкам. Закария пишет, что, если бы Камерон снял, как было в действительности, зритель ему бы просто не поверил: слишком уж въелась в мозги эта формула: „бедные – бедненькие и добренькие, а богатые – злые, жадные хищники“».

Несмотря на то что пост вскоре исчез со страницы Серебренникова, он пользовался огромной популярностью у всевозможной интеллигенции – от журналистов и писателей до столичной свободной богемы. Они выставляли эту историю как аллюзию на наше общество, в котором власть перехватили хамы и шариковы из «сброда», чем нарушили социальную гармонию и привели страну к её бедам. Ирония в том, что пост оказался дословной цитатой из книги А. Никонова «Чем женщина отличается от человека» с не менее шовинистическим подзаголовком «Женщина вновь проиграла: сравнительный анализ умственных способностей самки и стула». Не будем делать вид, что Фарид Закария был бы бесспорным источником, но даже в его книге не было той социал-дарвинистской морали, на которую клюнули комментаторы в фейсбуке.

В действительности на «Титанике» разыгралась социальная драма, которая иллюстрирует состояние высочайшего довоенного неравенства в Европе и вполне соответствует тому, что мы имеем в нашем обществе сегодня. У пассажиров первого класса было заведомо больше возможностей для спасения, потому что шлюпки находились ближе к их каютам, кроме того, им было чем подкупить членов команды 18 18 См. напр.: Борис Козловский. О давке на «Титанике» и демократии. Сноб , 15.07.2010. . Сама планировка «Титаника» и соответствующие ей отношения между людьми предполагала, что пропасть между первым и третьим классами не только в условиях сна и досуга, но и в доступе к спасению. Так почему же многие претендующие на моральное и интеллектуальное превосходство комментаторы попались на манипуляцию фактами недалёкого шовиниста Никонова?

Ответ можно найти в текстах позднесоветской интеллигенции, создавшей современный демофобский язык. В конце 1980-х – начале 1990-х годов образуется целый литературный жанр критики массового сознания советского человека. В её основе лежит два утверждения: во-первых, любые прогрессивные реформы в России сталкиваются с сопротивлением преобладающего особого типа аморального недочеловека, и во-вторых, этот тип является наследием советской эпохи в целом и большевистского переворота в частности.

Ярким образцом такой публицистики является статья Александра Оболонского «Консервативный синдром в советском массовом сознании» 19 19 Журнал «Общественные науки и современность», 1991, №3, С.119—131. , вышедшая в 1991 году. Он пишет про «национально-государственный комплекс неполноценности», «рабско-холуйско-разбойничью мораль» и «страну перевёрнутых ценностей». Некоторые её фрагменты практически дословно сохранились в языке современной либеральной интеллигенции: «Возник строй, стоящий на целом ряде уродливых, искажённых форм социальных отношений, своего рода „королевство кривых зеркал“, где всё определяется имитациями, подделками под нормальные общественные институты», или «до момента „переворота социальной пирамиды“ в 1917 г. всё-таки существовали определённые её ограничители в формах христианской этики, интеллигентской идеи бескорыстного служения народу, дворянской чести, других вариантов сословной морали. Когда эти сдержки и противовесы были смяты, названная моральная (точнее сказать – антиморальная) система стала доминирующей. Возник феномен страны победившего хама…» 20 20 Там же. .