Айзек Азимов - Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы

Здесь Кент допускает анахронизм, упоминая пьесы-моралите, которые стали популярными в Западной Европе около 1400 г. Это были аллегории, указывающие путь к Спасению, на котором человек должен преодолеть все внешние трудности и искушения, а также собственную слабость. Абстрактным идеям придавали человеческий облик; одним из пороков было Тщеславие в виде надменной дамы в богатом наряде.

Кент выражает свое презрение Гонерилье, сравнивая ее с порочным Тщеславием, состоящим из дерзости и самолюбия, и усиливает насмешку тем, что это Тщеславие всего лишь персонаж кукольного театра.

Шум, поднятый разгневанным Кентом и испуганным Освальдом, привлекает герцога Корнуэлльского, Регану и Глостера, которые требуют объяснить, в чем дело. Освальд пытается что-то сказать, но Кент снова обрывает его и кричит:

Ах ты, ижица, лишняя буква в азбуке!

Зет — последняя буква алфавита, которую в Соединенных Штатах называют «зи». В греческом алфавите это уважаемая и широко использующаяся буква (которая там называется «дзета»; именно от этого корня и образовано слово «зет»). Однако в собственно латинском алфавите она отсутствовала. Так же как и «экс» (греческая «кси»), она появилась намного позже, ее писали только в словах греческого происхождения.

Буква «z» до сих пор последняя буква латинского алфавита, которой пользуются в сегодняшней Англии, ее применяют куда менее часто, чем другие (за исключением ее спутника «х»). Поскольку буква «зет» присутствует только в очень замысловатых словах, не входивших в словарь простого человека, она кажется ненужной.

Кстати, слово «whoreson», во времена Шекспира широко использовавшееся как оскорбление, представляет собой сокращенное son of a whore — то есть сын шлюхи, он же незаконнорожденный (бастард).

Когда Освальд только свысока улыбается в ответ, вышедший из себя Кент говорит:

Какой тут смех? Шут, что ли, я тебе?

Попался б ты мне, гусь, в Саремском поле,

Летел бы до Камлота гогоча.

Какой метафорический смысл заключен в словесном выпаде, неясно, однако елизаветинской публике он наверняка был понятен. Ответ следует искать в истории кельтов.

Саремское поле [6] в оригинале — Саремская пустошь. — Е. К. — область в 75 милях (120 км) к западу от Лондона и в 40 милях (64 км) к югу от Глостера; они названы по имени города Сарема (который во времена римского владычества назывался Сарбиодонум), находящегося на их южной оконечности. Этот город обычно называют Старым Саремом, поскольку от него остались одни руины; его заменил город, построенный в XIII в. в 2 милях (3,2 км) к югу и получивший название Новый Сарем. Сейчас этот город более известен как Солсбери, а Саремская пустошь ныне называется Солсберийской.

Камлот (точнее, Камелот) — легендарная столица короля Артура, поэтому она также ассоциируется с кельтской Британией. Точное расположение города (или крепости) Камелот неизвестно, однако можно сделать вывод, что он находился в юго-западной части Англии, неподалеку от Солсберийских пустошей.

Гнев заставляет Кента забыть о вежливости, и в конце концов он оскорбляет не слишком терпеливого герцога Корнуэлльского. Приносят колодки и надевают их Кенту на запястья и лодыжки. Это считалось позорным наказанием, его использовали только для простолюдинов. Таким образом, намеренно оскорбляли и короля Лира, слугой которого был Кент.

Приказав принести колодки, Корнуэлл говорит Кенту:

Подать сюда колодки!

Ты посидишь в них, неуч и хвастун!

Я проучу тебя!

Здесь, как и в паре других мест, содержится намек на преклонный возраст Кента. Однако, когда переодетый Кент впервые предстает перед Лиром, на вопрос о своем возрасте он отвечает:

Я не так молод, чтобы полюбить женщину за ее пение, и не так стар, чтобы сходить по ней с ума без всякой причины. Сорок восемь лет жизни за спиной у меня.

В наше время сорок восемь лет — еще не старость [8] Так уж получилось, что во время работы над этой книгой автору тоже исполнилось сорок восемь лет, однако он не считает себя дряхлым стариком, к которому следует относиться с уважением, но в то же время немного свысока. ( Примеч. авт.) . Однако в эпоху Шекспира продолжительность жизни была намного меньше, а питание и медицинское обслуживание сильно уступали современным. Те, кого мы сейчас называем людьми зрелого возраста, во времена Шекспира находились в гораздо худшей физической форме (конечно, не все поголовно) и по меркам того времени считались стариками.

Расхождение в прежней и нынешней оценке возраста героев проявляется во многих пьесах Шекспира.

Но Эдгару, законному сыну Глостера, приходится еще хуже, чем Кенту. Его объявили вне закона; любой может убить его без суда и следствия; кроме того, его ищут. Он вынужден изменить облик (по крайней мере, пока не прекратят поиски). Эдгару приходит в голову мысль притвориться ненормальным, в сельской местности времен Шекспира таких людей было очень много. Он говорит:

Я возьму пример

С бродяг и полоумных из Бедлама.

«Полоумный из Бедлама» — это неопасный сумасшедший или человек с несколько поврежденной психикой, которого не держали в больнице. Однако своего места в обществе он найти не мог, а потому был вынужден просить милостыню.

Конечно, личина страшная и унизительная, но едва ли кому-то придет в голову искать за ней молодого аристократа. (Кроме того, это давало Шекспиру возможность усилить напряжение нескольких предстоящих сцен и более выпукло изобразить характеры героев.) Во всяком случае, внешность нищего из Бедлама позволит Эдгару выжить; сохрани он свой облик, его ожидала бы скорая и неизбежная смерть.

Эдгар с горечью начинает осваивать новую роль и произносит в подражание нищим несколько жалобных просьб подать на пропитание:

«Несчастный Том» еще ведь значит что-то,

А я, Эдгар, не значу ничего.

«Несчастный Том» [10] в оригинале: «Бедный Том, несчастный Турлигод». — Е. К. — общеупотребительная замена выражения «Том из Бедлама»; так обычно называли нищих. «Турлигод» — возможно, пример невнятицы, которую произносили бедняги с поврежденными мозгами. Тот, кто притворялся идиотом с целью собрать больше милостыни, перенимал эту манеру.