Рональд Ренг - Зачем мы бегаем? Теория, мотивация, тренировки [litres]

Как и в настоящем спорте, в «зональном чемпионате» достаточно часто случаются дисквалификации из-за своеобразного допинга. Употребление наркотиков является однозначным поводом для отстранения спортсмена. Вступает в действие система наказаний. «Если возникает подозрение насчет наркотиков, – говорит Лейф Херфс, – то проводится тест». Практически это тот же самый допинг-контроль. Перед каждой тренировкой сотрудники тюрьмы осматривают газон вокруг футбольного поля в поисках маленьких бумажных пакетиков. Друзья с воли перебрасывают в такой упаковке марихуану или другие наркотики через четырехметровую стену, а заключенные незаметно подбирают их в ходе спортивных занятий.

Бауман находится в своей стихии. Ведь речь идет о беге, который он любит, и о людях, к которым он, похоже, тоже хорошо относится. Объясняя что-то своим подопечным, он берет их за руку. Бауман вместе с ними участвует в спринтерских забегах, которые начинаются после разминки. Правда, он при этом не сходит с места, но тоже активно работает коленями и пятками. Таким образом он мотивирует учеников, не произнося никаких вдохновляющих фраз. Он сохраняет естественность, что в тюрьме, пожалуй, не так уж легко.

На тренировке его не волнует, что перед ним хулиганы, воры, наркоторговцы. Для него это просто подростки, которые хотят бегать. Он и не интересуется, кто за что сидит. Бывает, что кто-то из парней делится с ним своей историей, но Бауман, как правило, видит перед собой только парней в кроссовках. Они не должны чувствовать, что к ним относятся с предубеждением. С этим им еще не раз предстоит столкнуться на воле.

Правда, я вижу, что они испытывают потребность рассказать о себе, выговориться. Петер Гюльпен спрашивает у них, кто хочет поговорить со мной о беге, и все двенадцать выражают желание. Но, поскольку беседы в тюрьме тоже служат поощрением, Петер выбирает только двоих.

Рамзи и Эспуар усаживаются на стулья в кабинете спортивных инструкторов. Это одно из немногих мест в тюрьме, где все выглядит ярко и пестро: стены украшены кубками, грамотами, газетными статьями о различных тюремных турнирах. Рамзи говорит: «Бег мне нравится не так, как силовой спорт или единоборства». На воле он ходил в клуб тайского бокса. Эспуар вторит ему: «Бег – это не самый любимый мой вид спорта. Я больше настроен на боевые искусства». До заключения он был каратистом. «У всей нашей семьи способности к этому. Моя мать занималась кикбоксингом».

Рамзи и Эспуар пришли в этот проект, как, пожалуй, и большинство остальных, потому, что любой спорт лучше, чем его полное отсутствие. «Я такой человек, что мне надо куда-то деть силу», – говорит Рамзи. «Я тоже подумал, что нечего целый день торчать в камере», – поддерживает его Эспуар.

Но в беге они неожиданно открыли для себя нечто новое: этот вид спорта не просто дает шанс помериться силами. «Во время продолжительного бега, – говорит Эспуар с несколько удивленным, хотя и довольным видом, – я отвлекаюсь от действительности и в мыслях нахожусь рядом с сыном». Сыну три года, Эспуару – двадцать. Он уже два года сидит в Хайнсберге. «Длинный бег освобождает голову. Когда в тебе нарастает злость и охота пробить головой стену, лучше пробежать десять кругов – и все как рукой снимает». В мыслях у него в этот момент только улыбка трехлетнего сына.

Мать Эспуара родом из Восточной Африки, а отец – турок. Он говорит с легким рейнским акцентом, так как живет в Дюссельдорфе. На воле он хочет стать поваром, поэтому в тюрьме записался на курсы ведения домашнего хозяйства. Свои преступления он описывает неуклюжим юридическим языком: «Тяжкие телесные повреждения и нарушение правил оборота наркотических веществ». В таком абстрактном виде они кажутся более безобидными, чем на самом деле. В беседе со мной Эспуар излучает спокойствие, в том числе и внутреннее. Он говорит: «Мне надо постоянно двигаться. Я даже в камере занимаюсь спортом. Я достал книгу… Как она там называется? Точно! “Силовые упражнения с использованием собственного веса”. Отжимания, подъем корпуса и ног из положения лежа, подтягивания, ну и все такое». Эспуар выполняет эти упражнения каждый день, кроме воскресенья. Воскресенье – выходной день. Так он сам решил: «Чтобы отдохнуть и снова набраться сил».

Рамзи в камере любит подумать. В 21:20 камеры запирают, а в 6:40 на следующий день снова отпирают. Лишь немногие умудряются проспать все это время. «Но мысли приходят не сами по себе, – говорит Рамзи, медленно выдавливая из себя слова. – Надо заставлять себя думать, и тюрьма для этого может оказаться вполне подходящим местом. Что касается, к примеру, меня, то эта отсидка, можно сказать, спасла мне жизнь».

Ему было три года, когда родители вынуждены были бежать из Ливии. Отец работал на фабрике, производившей автомобильные шины. Его специальность – «химия текстильных материалов». Братья отца называли его вольнодумцем. Он выходил на демонстрации против диктатора Каддафи. Дяди считали, что смелости у него больше, чем ума. Но отец был уверен, что Каддафи до него не доберется. В конечном итоге семья оказалась в Германии. «Хотя у меня с детства перед глазами были другие примеры, – говорит Рамзи, – я быстро скатился на кривую дорожку». Вместе с друзьями он участвовал в грабежах, торговал наркотиками. Сейчас ему 22 года, и, размышляя о самых негативных аспектах своей жизни, он приходит к следующему выводу: «Мы даже не пытались как-то морально оправдаться и создать себе образ врага: мол, мы грабим только плохих людей или что-то в этом роде. Нет, мы крали у всех». К этому добавилось несколько разбойных нападений. «А тюрьма положила этому конец». На воле нет возможности целыми неделями наблюдать за собой и размышлять о том, что ты за человек. А здесь такая возможность появляется. «Когда смотришь на себя как бы со стороны, то кажется, будто видишь другого человека, и даже стыдно становится: неужели это был я? Как я до этого дошел? И я все более отчетливо вижу, что этот человек – неудачник». Он говорит о себе прошлом «этот человек», словно его уже не существует.

В первые месяцы заключения несколько парней с баллом за поведение минус 1 пытались провоцировать Рамзи: «Ну что ты разнылся, сосунок?» Но Рамзи твердо отвечал им, что не даст повода подраться и не хочет иметь с ними никаких дел. «Если ясно обозначить позицию, – говорит он, – то можно избежать участия в грязных делах и идти своим путем».

Бег является для него частью этого пути. «То, что к нам приходит Дитер Бауман и что для нас оборудовали беговую дорожку, – это настоящий подарок судьбы. А здесь такие подарки в большой цене».

Во время спринтерских упражнений Рамзи держался за пах. Дело в том, что он назначен ответственным за спортивный инвентарь. В Хайнсберге это лакомая должность, так как в течение всего рабочего дня можно находиться в спортивном зале. Можно даже самому поработать с гантелями или скакалками, если в данный момент нет никакой работы. «Я стою перед инвентарем, как ребенок перед горой сладостей», – говорит Рамзи. На этой неделе он перебрал со «сладостями». И вот теперь приводящие мышцы бедра бастуют, когда надо быстро работать ногами. Бауман спросил, в чем дело, но Рамзи скроил гримасу, давая понять, что все терпимо, и продолжил тренироваться.